Читать «Герои, злодеи, конформисты отечественной науки» онлайн - страница 586
Симон Эльевич Шноль
Иезуитский, недопустимый текст! Доброго, умного, обаятельного человека, лектора, верного высоким научным идеалам, Сухарев-Сахаров призывает «раскусить»… Это традиция следователей госбезопасности, с их задачей «расколоть» допрашиваемого. Автор пасквиля с пренебрежением отзывается об окружении
За что же так?
Д. С. пишет далее:
«…Занятно, что в известной книге С. Э. Шноля „Герои и злодеи российской науки“ ситуация перевернута с ног на голову. Фантазер Удельнов подан большим ученым, новатором и даже как бы мыслителем … Напротив, о щедром вкладе Коштоянца в отечественную и в мировую науку у Шноля ни словечка — будто знать не знает. Это круто. С Удельновым более или менее понятно. Думаю, что профессор Шноль простодушно доверился кому-то из удельновских клевретов, а раскрыть удельновскую монографию [6] — поленился».
Странный текст. Я не делал оценок проф. Удельного как ученого. Про него есть только одна фраза, приведенная выше. Меня интересовал лишь нравственный аспект его поступков. Об «удельновских клевретах…» — Нет их на свете, а то могли бы ответить сурово.
О
Следует напомнить, что весь этот развязный, недопустимый тон использован в статье, посвященной замечательному человеку Т. М. Турпаеву. Д. Сухарев и Д. Сахаров полагают, что выдающийся вклад в науку Турпаева также не оценен, как и вклад в науку X. С. Коштоянца. И потому Д. С. и Д. С. поносят и оскорбляют других? Плохая услуга Коштоянцу и Турпаеву — это заставляет задать вопрос: действительно ли их вклад в науку так велик, что только «политизация» Нобелевского комитета причина их непризнания? Нехорошо это. Было бы нормально, если бы Д. Сахаров аккуратно показал бы, в чем этот вклад. Насколько он оригинален, Привел ли именно он к развитию представлений о природе рецепторов. Вместо этого Д. Сахаров ограничился эмоциональными заклинаниями и оскорблением выдающихся представителей отечественной науки.
Меня занимает этот феномен. Он дает мне повод обратиться к непосредственной задаче этой книги — попытке понять мотивы поступков деятелей отечественной науки, причины выбора ими поведения в трудных нравственных ситуациях.
Прошло уже более 60-ти лет после сессии ВАСХНИЛ, завершившей разгром нашей науки (см. главу 27). Нас с Д. Сахаровым разделяет этот рубеж: я студент, получивший основы образования до этой сессии, он — сразу после. Неужели в этом дело?