Читать «Старопланинские легенды» онлайн - страница 30
Йордан Йовков
Дедушка Руси был спокоен. «У всякой вещи есть изнанка и лицо, — думал он. — Одним знамения предвещают зло, другим — добро. Болгарам — добро, а зло — туркам».
Однажды вечером Додованяк подошел к нему, но так торопился, что только успел сказать:
— Идут! Я их на Куш-Бунаре оставил. Завтра здесь будут!
И юркнул к Милушу в мастерскую. Молоток перестал стучать. И больше его уже не было слышно.
А дедушка Руси глядел на горы. Они показались ему еще больше, еще выше, настороженные, грозные, — кажется, вот-вот заговорят. Дедушка Руси трижды перекрестился. И сидел на скамейке дотемна. Ветви на вершине тополя гнулись и шумели — к ненастью.
Погода переменилась. С севера из-за холмов поползли туманы, заливая, словно морскими волнами, черные верхушки рощ, потом, отрываясь от них, устремились к горам. Стало темно, как в сумерки; пахнуло холодом. Мужчины надели полушубки, женщины — телогрейки на лисьем меху. И все заспешили, словно погоняемые ветром. Встретятся где двое-трое, обменяются на ходу несколькими словами — и врозь. У всех на лице страх и забота.
Полицейский начальник Али стоял перед управлением. Жандармы сошли с крыльца и с ружьями за спиной держали оседланных коней в поводу.
Около полудня все, кто ни был на улицах, — мужчины, женщины — вдруг разбежались. Застучали ставни, захлопали двери. Портные, шорники, бакалейщики закрывали лавки и мастерские на замок, бежали по домам. Улицы опустели, село словно вымерло. Туманы спустились еще ниже, рощи зашумели еще страшней.
И вот посреди села, на Хармане, появилась толпа народа, черные мужские фигуры под развевающимся на ветру зеленым знаменем. Стоил-воевода спустился с Балкан, ведя за собой дружину.
Но мужчин на селе почти не было — они пасли чужие отары в Добрудже; село не помышляло о бунте. Редкие мужчины, которые там еще оставались, были мирные ремесленники; сердца их не знали отваги. Все они попрятались. Из-за опущенных занавесок, сквозь щели в воротах и заборах глядели они, вместе с женщинами, на зеленое знамя, раздуваемое ветром на фоне темных туч, и ждали, что будет. Перед конаком никого не было — ни полицейского начальника Али, ни жандармов.
Несколько мгновений село было как мертвое, будто пораженное громом… И вдруг грянула песня. Пели какие-то люди, шагающие где-то по улицам, но их не видно. Нет, вот и они: пятеро-шестеро с ружьями. Один, высокий, — впереди: это Милуш, сын дедушки Руси, в гайдуцком наряде, со сдвинутыми бровями и шапкой рыжих волос на голове. Те, кто с ним, маршируют по-военному, сосредоточенные, вдохновенные, с горящими глазами, и поют. А Милуш, стройный, нарядный Милуш время от времени, подняв ружье, кричит: