Читать «Тициан. Любовь небесная – земная» онлайн - страница 92

– Ладно, – примирительно произнес Контарини. – Скажи, что произошло с ним?

– Он, он… от горя. Не хотел жить без нее, она похитила его душу, – сказал Камилло будто нехотя. – Есть такие сущности, что похищают души самых лучших… сердце его разорвалось.

– Ты успел? Говорил с ним?

Камилло кивнул, затем положил кадило на пол, взял две свечи, зажег от третьей, горящей, и одну взял себе, а другую отдал сенатору. Все это время он смотрел на Джорджоне и шевелил губами, молился.

Внезапно в зал с топотом ворвались аркебузиры Контарини. Они столпились у порога, уставившись на своего командира, стоявшего со свечой в руках.

– Вон! Пошли вон отсюда! – заорал на них Пьетро Контарини. Аркебузиры молча развернулись и вышли, подталкивая друг друга. – Нет, вернитесь быстро! Пятеро из вас вернитесь! – снова закричал сенатор. – Возьмите это, – он указал на запеленатое тело Маддалены, – и отправьте на Павелью, в общую могилу. Остальные свободны, ступайте в казарму.

* * *

– Когда я понял, что он запер дверь изнутри, – начал свой рассказ Камилло, оставшись наедине с сенатором, – то стал искать способ попасть в мастерскую. Потерял много времени, пытаясь залезть в окно, наставил себе синяков, но не пролез ни в одно – если пролезала голова и плечи, то остальное никак… До сих пор ругаю себя, что не догадался сразу пойти через покои вашего племянника, а то бы, может быть, не опоздал… Наконец я прошел через двор палаццо, прокрался по парадным залам. Никого, слава богу, ни слуг, ни мародеров там не встретил и довольно-таки быстро нашел ход, соединяющий палаццо с мастерской.

– Так ты успел попрощаться с ним? – снова уточнил Контарини.

– Он не узнавал меня, был почти… почти за чертой. Его подруги уже не стало, но он не спускал с рук ее тело, хотел оживить. То звал ее, то дремал, обнимая тело, целовал ее. Потом положил перед вот этой картиной, где она. Это ведь она, – кивнул Камило на «Венеру». – Это был ужас. Потом хотел сжечь свои картины. Собрал их все, – Камилло указал в угол зала, где стояло несколько полотен на подрамниках. – Бегал, кричал… я боялся подходить к нему. Картин принес семь штук, он говорил, что обещал ей перед ее уходом доказать, что она ему дороже, чем картины. У меня он требовал только, чтобы я принес огня.

– И ты?

– Я что, похож на сумасшедшего?

Вопрос заставил Контарини усмехнуться, он вспомнил о суждении древних о том, что трагическое и комическое часто неразличимы.

– Он не слышал и не узнавал меня, к сожалению, но, думаю, сам бы не решился причинить вред своим картинам. Не смог. А потом… у него разорвалось сердце от всего этого. – Камилло снова заплакал. – Не знаю, как долго было больно его телу… Думаю, боль была ничтожна по сравнению с тем, как страдала его душа последние дни, даже недели. Но все равно он кричал, а я ничем не смог помочь ему, моему любимому другу. В общем, когда он успокоился, мне тоже стало немного легче. Я ведь люблю его, как самого себя… пожалуй, больше. Чтобы помочь его душе, я стал окуривать здесь можжевельником, розмарином. Без него будет пусто, я знаю.