Читать «Зеркало Рубенса» онлайн - страница 17

Елена Селестин

– Волосы выпустить справа или слева?

– С этой стороны. Нет, лучше с другой.

– Так?

– Дай-ка я сам…

Рубенс быстро подошел, осторожно высвободил из-под шляпы прядь цвета золота, другую стал заправлять Сусанне за ухо. Завитки ее волос оказались жесткими на ощупь. Отчего-то вспомнились слова брата: «Ловушка! Рыжие венецианские куртизанки – смертельная ловушка для мужчин», – говорил Филипп и смеялся. Бедный Филипп, вскоре из-за одной такой рыжей ему стало не до смеха. Рубенс почувствовал странно знакомый аромат, и вдруг возникло ощущение сладкой опасности, как много лет назад в Риме, но та римлянка была роскошной женщиной, а эта – девчонка. Некрасивая, пожалуй. Маленькая и вертлявая. И зачем такой глубокий вырез платья? Груди почти нет. Хочется провести пальцами по прозрачной коже, светящейся, с голубоватым отливом прожилок…

Он чуть склонился к ее шее.

– Ох. – В дверях кабинета стояла Изабелла с подносом и глубоко дышала, как будто она запыхалась, поднимаясь по лестнице.

Рубенс отпрянул и тотчас отошел к станку. Глупейшая, бессмысленная случайность!

– Теперь волосы смотрятся хорошо. Над ушами, – произнес Рубенс, чувствуя, что краснеет, и от этого начиная злиться. – Мне очень трудно работать сегодня! – сказал он недовольно, глядя на Изабеллу.

Грудь и лицо Сусанны покрылись пятнами, она привстала в кресле и тут же села. «Надо было сразу сказать, чтобы ее портрет писал Антонис», – досадовал про себя Рубенс.

– Спасибо за печенье, Иза, – обратился он к жене, стараясь, чтобы голос звучал бесстрастно, на самом деле он был готов сорваться. – Посидишь с нами? Сусанна говорит, что ей жарко в шляпе, и вообще она желает, чтобы я писал ее портрет в саду, и он был бы как твой, представляешь?

– У меня много дел на кухне, – произнесла Изабелла тихо.

Рубенс понял, что это тот редкий случай, когда его жена волнуется, возможно, даже сердится.

– Детей пора кормить.

– Не можешь пять минут посидеть здесь, когда я пишу портрет твоей родственницы? – Он с нажимом произнес «твоей». – Пожалуйста, останься, – добавил он ласково.

Изабелла молча села, глядя в окно.

– Здесь очень душно. Правда, дорогая? – робко спросила Сусанна.

– Не знаю, – сухо ответила Изабелла, резко встала и вышла, переваливаясь и шурша юбками.

– Ты не принесешь мне веер? – крикнула вдогонку Сусанна. – А почему… Ну, ладно, в другой раз возьму свой.

«Ох уж эти бабьи перепады настроения», – подосадовал Рубенс про себя, но тотчас увлекся рисунком.

– Так что ты говорила о живописи, Сусанна? – Ему хотелось вновь вызвать недавнее необычайное выражение на ее лице.

– Я любила приходить и смотреть на картины Тициана. Каждый день садилась и мечтала. Беллини тоже очень хорош, в нем есть возвышенная ясность… но больше всего мне тогда нравился Джорджоне – он нежный, на его полотнах много света. И лица красивые. Странно, я никогда не встречала таких лиц ни в Италии, ни дома! Картины Джорджоне такие, ну… будто их ангел писал: ты смотришь на них и мечтаешь…

– Могу согласиться, – кивнул Рубенс. – А мое?

– О вашем мне сложно говорить… для меня ведь та живопись, итальянская – это виолы и скрипки. Особенно у венецианцев, во Флоренции иначе, более нарядно и не так искренне, что ли. Искусство венецианцев – это танец золотых песчинок на фоне витража, как в соборе июньским утром. И так хорошо мечтать перед ними! Другой свет, насыщенная солнцем страна… В Италии много тепла, цветов и света! Да вы и сами знаете… и поэтому местные жители такие веселые. Вот хотя бы мой учитель танцев, синьор Галетта, он всегда смеется! Он, он… ухлестывает за всеми нашими служанками! Хотя частенько его болтовня утомляет. А наши Брейгели, например, как шарманка, которая плачет и жалуется – она трогательная и душещипательная. Иногда забавная, но чаще – угловатая. Красота у нас грустная-грустная…