Читать «Шарипов А.М. - Русский мыслитель Иван Александрович Ильин - 2008» онлайн - страница 2

Философ права по специальности, И.А. Ильин по сути стал учёным-созерцателем российской истории, создателем концептуальных трудов о культуре и духе русского народа, его социальной психологии, исследователем событий XX века и их последствий для российской цивилизации. Широта охвата проблем российского общества и глубокая укоренённость в национальном бытии позволили ему выстроить поразительные социальные прогнозы, на сегодняшний день не имеющие себе равных по своей точности.

* * *

«О жизнеописании моём не стоит поднимать вопроса: не напишу. Если напишу — то не о себе, а о “лучших, кого я встречал в жизни”»^{, — писал вдали от России Ильин своему другу и такому же, как он, горячему патриоту России Ивану Сергеевичу Шмелёву. Полнообъёмная научная биография русского мыслителя ждёт своего часа. Благодаря многим людям в зарубежье и в России наследие выдающегося мыслителя сохранилось, и сейчас издаётся обширное собрание его сочинений. Настоящая биография написана на основе документов, хранящихся в федеральных и московских архивах, опубликованных трудов Ильина и его переписки. Изложение идёт не только в хронологическом порядке, но и в контексте решаемых им определённых проблем — научных, философских, культурных. Поэтому при рассмотрении какой-либо развиваемой Ильиным проблемы она излагается в отдельной главе, с привлечением его работ и более позднего периода.}

Часть I.

Москва

Глава 1.

Род

Дворянский род Ильиных довольно молодой: император Павел I своим Указом от 25 апреля 1796 года за самоотверженную службу даровал Ивану Ильичу Ильину дворянское достоинство. То был прадед великого русского мыслителя. Иван Ильич дослужился до звания действительного статского советника^{. В родовом архиве Ильиных бережно хранился рукописный «Катехизис» Ивана Ильича — «родительское благословение» и наставления сыну. Основоположник рода писал о себе: «Родители мои не могли дать мне более просвещения, как только научить меня чтению и письму отечественного языка, познанию Закона Божия, и отчасти гражданского, и в общежитии быть скромным и почтительным. В восемнадцатилетнем моём возрасте я был предоставлен самому себе, не имея ни в чём излишества, кроме родительского благословения. Убогое рубище, охраняющее в переменах стихийных от зноя и хлада, с сохранением возможной благопристойности, составляло всё моё наследство. Я имел способов более доставить тебе в воспитании просвещения, и в теперешнем твоём 19-летнем возрасте поставил тебя на такую стезю, которой я не мог достичь прежде сорока лет моей жизни».}