Читать «Рукопожатия границ» онлайн - страница 219

Евгений Цыбульский

И надо же было случиться, что его час настал, когда в музее был задержан похититель.

Ко мне в комнату вбежала старушка — дежурная по залу. Волосы у нее торчали в разные стороны, а бантик на блузке сполз набок:

— Скорее! Скорее! Средь бела дня подставили стул… и за фотографию. Но я-то следила. Я-то все видела…

— За какую фотографию? — спросил я.

— Этого… как его… пятого.

— Пятого?!

— Вот тебе раз! Одни незаметно вешают фотографию в музее, другие — похищают.

Я быстро зашагал в зал, к месту преступления, в ожидании увидеть мальчишку, из тех, кого неудержимо влечет к гранатам и тесакам. Но похитителем таинственной фотографии оказалась девочка-подросток. Она стояла под картиной Красного Куста, окруженная экскурсоводами, — длинноногая, белобрысая, с жиденькой челкой на лбу, в свитере с чернильными пятнами. Она заложила руки за спину и враждебно смотрела на меня. Рядом стоял стул с отпечатком подошв, а фотография пятого разведчика была перекошена.

— Что здесь происходит? — строго спросил я.

Девочка молчала.

— Ты хотела взять фотографию?

Похитительница кивнула.

— Зачем она тебе?

Снова молчание.

— Ты что-нибудь знаешь о нем? — Я показал на фотографию.

— Знаю.

Наконец-то нашелся человек, который что-то знает о таинственном новичке. А может быть, не знает — всего лишь фантазер…

— Рассказывай! — потребовал я.

Девочка посмотрела на носки своих ботинок, откашлялась и напряженно, как на экзамене, стала отвечать:

— Афанасьев Вячеслав Петрович родился в нашем городе, в семье… — тут она запнулась и спросила: — Про семью надо?

— Ты говори о нем!

— Хорошо. О нем… В детстве он увлекался голубями. В пятом классе болел корью. Остался на второй год, по болезни… Окончил вторую железнодорожную школу. После школы его призвали на границу.

— Когда это было? — спросил я.

— Что «когда было?»

— Когда он был призван на границу?

— В прошлом году. Он тогда…

Я уже не слушал. Мне стало ясно: Афанасьев родился, когда война уже давно кончилась, и не имел никакого отношения к четырем разведчикам. Теперь можно было снять со стенки злосчастную фотографию…

Ради чистого любопытства я спросил девочку:

— Ты не знаешь, случайно, кто повесил его портрет?

Она посмотрела на меня исподлобья и сказала:

— Знаю.

Она все знала. А мы в музее столько времени ломали голову.

— Выкладывай!

Она не торопилась «выкладывать». Я нетерпеливо потряс ее за плечо:

— Кто же?!

— Я!

— Ты?!

Девчонка спокойно кивнула. И тут меня прорвало:

— Если все будут развешивать в музее фотографии своих знакомых, то какой это будет к черту музей? — Я кричал на белобрысую девчонку, нарушившую священные законы музея, а она смотрела на носки своих ботинок. — Ты знаешь, чьи портреты висят на этом стенде?!

— Знаю.

— Нет, ты плохо это знаешь. Эти ребята два месяца жили в логове врага. Каждый день они рисковали жизнью. Два месяца.

— А он два года. — Она вдруг повернулась ко мне: — Два года. На границе. Там тоже рискуют жизнью. — Она распалилась, глаза ее болезненно сузились и сердито поблескивали. — На войне в тебя стреляют и ты стреляешь. А на границе знаете как бывает: в тебя стреляют, а ты не смеешь. Потому что нет приказа.