Читать «Трудные годы советской биологии» онлайн - страница 42

Кончилась война. В Ленинград возвращались из армии и из эвакуации сотрудники Отдела общей морфологии ВИЭМ и энергично брались за возобновление исследований, прерванных войной. К нашему большому горю, академик А. А. Заварзин в июле 1945 г. скончался. Руководителем Отдела стал Насонов, а в июне 1948 г. он занял и пост директора ВИЭМ. Я же возглавил в Отделе лабораторию цитологии и, кроме того, вернулся в Рентгеновский институт, где заведовал лабораторией экспериментальной гистологии. Развернулась напряженная работа, ведь столько времени было потеряно!

После фронта и эвакуации, после разгрома фашистских орд возвращение к науке было большим благом, она отвлекала от душевной боли по близким, унесенным войной. Битва же, которая разгоралась на биологическом фронте в связи со стремлением Лысенко завоевать монопольное положение для своей лжемичуринской лженауки, еще не касалась цитологии, гистологии, эмбриологии и не нарушала нашу работу. Мы уцелели даже после августовской сессии 1948 г., уничтожившей генетику и непосредственно связанные с ней разделы биологии, в том числе цитогенетику. Уцелели, но не надолго.

Августовская сессия открыла путь для возведения в корифеи цитологии О. Б. Лепешинской, и после майского совместного совещания Отделения биологических наук АН СССР и АМН СССР в 1950 г. была утверждена монополия ее «учения» о порождении клеток бесструктурным живым веществом. Одновременно Лепешинской предоставили возможность учинить расправу над своими критиками в случае их отказа прийти к ней с повинной. Эту возможность, как описано было в первой части записок, Лепешинская широко использовала, и за нежелание Насонова и мое безоговорочно признать истинность ее открытий Отдел общей морфологии ВИЭМ был ликвидирован с 1 сентября 1950 г. Я остался без работы и без зарплаты. До этого в 1949 г. в порядке «борьбы с космополитизмом» меня отчислили из Рентгеновского института, но эта акция не имела отношения к тому, что творилось в биологии, она отражала мероприятия более общего характера.

В первые же дни после моего снятия с работы я получил предложение от одного деятеля написать за хорошую мзду литературный обзор к его докторской диссертации. Опыт Сонечки Мармеладовой меня не вдохновлял, и я отказался, возможно потому, что совершенно не представлял, какие тернии ждут меня на пути к трудоустройству. Дело в том, что единственный грех (кроме национальной принадлежности), который за мной числился, — это «плохие отношения» с Лепешинской. Никаких претензий в отношении моей исследовательской деятельности никто из власть предержащих мне не предъявлял, и при отчислении из института я получил за подписью нового директора ВИЭМ Д. А. Бирюкова, сменившего на этом посту Насонова, и председателя месткома С. А. Нейфаха отличную характеристику. Однако вскоре над нами нависла новая угроза.