Читать «Синагога и улица» онлайн - страница 96

Еще мальчишкой в отцовском доме он был лишним, нелюбимым. Вместо того чтобы особенно полюбить очень позднего ребенка, отец возненавидел его, потому что тот появился слишком поздно, когда его уже не ждали. Старшие братья отличались от него и внешностью, и характерами: высокие, с красивыми лицами, сильные, веселые, умелые. Но люди они фальшивые, без капли доброты и все же умеющие притвориться милыми. После смерти отца у них не было выбора — пришлось отдать младшему брату его долю наследства. Они взяли его компаньоном в сады, но вкалывал, как лошадь, только он. Братья даже для приличия не спрашивали его, как идут дела. Тогда он решил от них отделиться, он больше не хочет быть холопом собственных братьев, не хочет, чтобы они его грабили. Но когда дело дошло до дележа, а от дележа перешло к ссоре, все Заскевичи поддержали братьев, потому что каждый рассчитывал получить от них что-то. Кроме того, у его братьев языки как отполированные. Они умеют произносить сладкие речи, а люди вообще склонны поддерживать сильного, удачливого человека.

Палтиэл Шкляр уставился на молитвенник застывшими выпуклыми глазами, похожими на глаза вытащенной на сушу рыбы. Вместо того чтобы слушать и произносить молитвы, он слышал только свои собственные мысли. Это мир воров и разбойников! Ведь эти милые евреи готовы раздавить всякого, кто обдурит их самих хоть на грош. Но если несправедливость совершается против другого человека, они ему советуют: «Не надо ссориться». Если задеть достоинство этих мирных обывателей, они никогда этого не простят. Однако, если другой человек требует отмщения за нанесенные ему кровные обиды, они поучают: «Фу, вы злой человек, мстительный и непримиримый!» Вот такие они и есть — что заскевичские евреи, что его соседи по двору Лейбы-Лейзера. Каждый преследует собственную выгоду, праведности они требуют от других, но не от себя. Целый год они жульничают, вырывают друг у друга кусок изо рта. Только в честь Судного дня мирятся, накидывают талес поверх китла и дурачат друг друга, дурачат. «Только посмотри, как они раскачиваются, как запрокидывают головы, как кричат и всхлипывают!» — кипело все внутри садовника Палтиэла Шкляра. Но с уст этого мрачного человека не срывалось ни слова. Он не мигал, его затуманенные глаза неотрывно смотрели в праздничный молитвенник.

В синагоге чадили отгоревшие свечи у места кантора и большие оплывающие поминальные свечи в деревянных ящичках. Проникающие внутрь солнечные лучи сплетались с желто-оранжевым светом электрических ламп. Полосы света слепили глаза и перерезали лица, как ножи. В снопах солнечных лучей суетливо собирающиеся в клубы пылинки, как будто заплутавшие грешные души из чистилища, вошли через окно в погруженную в молитву Судного дня синагогу, чтобы обрести здесь отмену собственного приговора. Жара истекает от тел и от лиц, жемчужины пота блестят на бородах и лбах. Белый пар поднимается от сосуда для омовения рук и словно бы делает выше медные навершия железной ограды бимы. Молящиеся снимают талесы с голов и набрасывают их на плечи, чтобы вытереть пот со лба, шеи и затылка. Некоторые выходят во двор, чтобы немного остудиться, пока удары по столу для чтения Торы не возвестят, что настало время читать «Изкор».