Читать «Синагога и улица» онлайн - страница 244

Переле изображала спокойствие, пока посетительницы не ушли. Тогда она дала волю напряженным нервам, и ее сухие пальцы забарабанили по подоконнику окна, у которого стоял диван, как будто она передавала дереву свои мысли: «Эта Сора-Ривка меня ненавидит и больше не желает видеть, точно так же, как прежде, когда ее муж лежал больной, не могла без меня обойтись. Потому она и водится теперь с этой сумасшедшей соломенной вдовой, которую я выгнала, — именно для того, чтобы я не могла к ней зайти. И прежде она, невезучая, с ревностью смотрела, как я тихо и аккуратно навожу порядок в ее доме, в то время как она ни на что не способна. Она выдумала, что муж якобы сказал, что они прожили счастливую жизнь, потому что она хочет, чтобы это дошло ко мне, но она лжет… А может, и не лжет. Муж сказал это ей, чтобы она не заподозрила, что он раскаивается в том, что не женился на мне. И я действительно не видела, чтобы он сожалел, что отменил нашу помолвку. Пусть бывшая гродненская раввинша водится с этой брошенной мужем скандалисткой Манцей Репник. Я к ней не пойду».

Обыватели стали все чаще заходить к городскому проповеднику с личными и общинными заботами. Однако реб Ури-Цви Кенигсберг не мог быстро уловить суть дела и тут же дать ответ, как умел покойный раввин. К тому же он боялся своей жены. Если он что-то делал на свою ответственность, Переле грызла его потом за якобы вновь совершенную глупость. Так что он постоянно советовался с женой, а поскольку обыватели замечали это, они уже сами начали обращаться напрямую к ней: «Что скажет на это раввинша?» Трое старост Каменной синагоги забежали к Переле по-свойски. Ведь именно они сделали грайпевского раввина проповедником в своей синагоге, а потом протолкнули его в состав раввинского суда.

Начал Меир-Михл Иоффе: Гродно действительно скорбит по раввину, но на следующий день после субботы «Нахаму» раввин должен говорить в Каменной синагоге об Эрец-Исроэл, как в прошлом году, в то же самое время. Мойше Мошкович не держал обиды на то, что раввин Кенигсберг отдалился от Каменной синагоги с тех пор, как стал городским проповедником и главным даяном. Но евреи надеются, что теперь он вернется. Реб Довид Гандз по своему обыкновению жевал слова, как беззубый старик жесткую корку:

— Сторонники «Агуды» использовали кончину гродненского раввина и надгробные речи на его похоронах, чтобы усилить свои позиции. Теперь городской проповедник должен поговорить о Возвращении в Сион, чтобы город увидел, что партия «Мизрахи», слава Богу, еще жива.

— Конечно, я, с Божьей помощью, поговорю о заповеди заселения Эрец-Исроэл. Почему бы мне об этом не поговорить? — ответил реб Ури-Цви, беспокойно поглядывая на жену, недовольно морщившую лоб.

— Раввин выступит в Городской синагоге, куда приходят все гродненские евреи, а не в Каменной синагоге, где бывают только те евреи, что живут поблизости. И он будет говорить о соблюдении всех заповедей Торы, а не только об Эрец-Исроэл. Нехорошо, что синагогальные старосты хотят возобновить старую войну между «Агудой» и «Мизрахи», — Переле говорила резким, командирским голосом, но закончила вздохом, что она, мол, не более чем слабая женщина и сейчас к тому же нездорова.