Читать «Синагога и улица» онлайн - страница 103

— Гавриэл, я хочу, чтобы ты поклялся, что ты оставишь университет и станешь учеником лавочника реб Аврома-Абы Зеликмана. Он будет обучать тебя Талмуду и Танаху.

Даже Басшева, привыкшая всегда слушаться мужа и смотреть на него снизу вверх, на этот раз испугалась, не говорит ли он уже в состоянии помутнения разума.

— Я ведь изучаю Талмуд каждый вечер дома, — пробормотал Гавриэл.

Отец ответил на это, что занятиями без ребе да к тому же всего по два часа в день многого не достигнешь. Поэтому нужно оставить университет и с самого утра и до вечера повторять уроки, которые будет давать ему реб Авром-Аба Зеликман. Гавриэл знал разведенного раввина только в лицо и не слыхал, чтобы тот был таким уж из ряда вон выходящим ученым. Но даже если бы разведенный раввин был велик, как Виленский гаон, Гавриэл Раппопорт не бросил бы ради него университет. Он изучал агрономию и мечтал стать земледельцем, как некогда отец. Теперь сын взволнованно смотрел на мать и на сестру, не зная, что ответить.

— Всевышний еще поможет тебе, и ты выздоровеешь. Тогда ты добьешься желаемого, — Басшева сделала шаг к кровати мужа, молитвенно сложив руки.

— Не утешай меня. Я чувствую, как мое сердце умирает, а твои речи мешают мне подготовиться, подвести итоги жизни. — Больной так застонал, что жена сразу же сделала шаг назад и вспомнила слова лавочника Зеликмана.

После того как Шлойме-Залман Раппопорт пережил сердечный приступ и слег в постель, врачи говорили, что ему нельзя напрягаться, нельзя даже произносить лишнего слова. Но когда домашние не впускали к нему посетителей, он очень сердился. Раппопорт считал, что уже не встанет с постели, и хотел попрощаться с друзьями, привести в порядок дела.

— Клянешься ли ты, что сделаешь так, как я тебе велю? — спросил отец, подняв на сына взгляд своих упорных строгих глаз.

— Ты же сам отправил меня учиться сначала в гимназию, а потом в университет! Сам мне говорил, что, будь ты помоложе, снова занялся бы сельским хозяйством! — воскликнул Гавриэл, и его прошиб пот от мысли, что он кричит на смертельно больного отца.

— Теперь я раскаиваюсь во многом, что говорил и делал, — покачал головой больной и с видимым напряжением приподнялся на локте. — Так ты обещаешь или отказываешь мне в последней просьбе?

— Обещаю, обещаю, — у сына тряслись губы.

Он боялся, как бы у отца от волнения не случился новый сердечный приступ.

Шлойме-Залман повернул голову к дочери, и на его лице задрожала улыбка. Он подмигнул, и она положила свою длинную узкую руку в его ладонь. Отец погладил слабыми тонкими пальцами ее кисть и долго хрипел, пытаясь скрыть набежавшие слезы.

— Асна, обещай мне, что ты выйдешь замуж за богобоязненного молодого человека, за ешиботника.

Стройная, прямая, похожая на молодое деревце весной Асна тихо задрожала всем телом, а ее большие глаза стали вдвое больше. Дочь сама не чувствовала, как вытягивает пальцы из отцовской руки и как слезы скатываются из ее глаз по щекам.