Читать «Русский ад. Книга вторая» онлайн - страница 349

Та же схема, что и у путан: каждый дорогой отель — это чья-то «конкретная поляна», и на «поляне» — только «свои».

Отели, Птичий рынок, антикварные магазины, особенно на Арбате, и московский ипподром: в их кухню лучше не соваться, опасно-здесь могут убить.

63

За каждый боевой вылет Родина платила полковнику А.В. Руцкому по 1200 инвалютных рублей в чеках «Березки», то есть в те годы Руцкой был, конечно, самым богатым Героем Советского Союза. (Прим. ред.)

64

Правда, по недосмотру, наверное, осталась авторская копия. Но — меньших размеров. Когда-то Герасимов подарил копию своей картины певцу И.С. Козловскому, а Козловский в 54-м передал в дар Министерству культуры.

65

В апреле 88-го бывший «царь всея Украины» Петр Ефимович Шелест продал в Москве, на Тишинском рынке, свою единственную зимнюю куртку.

— Мне не надо, у меня пальто есть, — объяснил он Караулову. — Обойдусь!

Шелесты жили впроголодь. У Ираиды Павловны, супруги Петра Ефимовича, отнимались ноги, денег на лекарства не хватало. Шелест написал мемуары и очень хотел, чтобы Караулов был автором предисловия.

— Книгу назовем «Записки антисемита», — шутил Караулов.

Украина знала: их руководитель евреев ненавидит. Почти всех! (Или всех?) Проклятый «пятый пункт» исковеркал тогда многие человеческие судьбы и защитить евреев было некому.

Продюсер Виктор Фрейлих из Израиля пригласил «Театральную жизнь» в Тель-Авив, прибавив в этот необыкновенный «концерт» (с участием Шелеста) еще и Михаила Задорнова.

В Иерусалиме — провал, все билеты остались в кассе. В Хайфе — десять зрителей. Платить шекели за встречу с таким человеком, как Шелест, — нет, это не для евреев!

Фрейлих махнул рукой, и в Тель-Авиве «на Шелеста» был уже «бесплатный вход». А еще-бесплатная трансляция по телевидению на всю страну.

Задать Шелесту парочку очень приятных вопросов, да еще и бесплатно… огромный, двухтысячный зал был забит до отказа.

Перед самым выходом на сцену Петр Ефимович подозвал Караулова:

— Сегодня, Андрюша, ты мне не помогай. — Дед очень мило «гакал», как все коренные украинцы. — Сам скажу. От сердца. А коль «поплыву»-сразу включайся…

Зал затих, дед вышел на подмостки.

— Уважаемыетоварищи… е…

Слово… «еврей»… Петр Ефимович произнести не мог. Он хотел. Он старался. И — не мог.

Слово «еврей» застревало у него где-то в желудке, на подступах…

Дед делает второй заход:

— Уважаемые товарищи… лица еврейской национальности!..

В зале истерика.

— Так… — прошептал Задорнов. — Сегодня я не выступаю. Очень сильный конкурент.

— Вот… 82 года мне… — начал дед. Он уже плохо слышал, это и помогло. — Помру я, товарищи, скоро. И накопилося у меня… за жизнь три невозможных греха.

Первый мой грех — Никита Сергеевич. Предал я его, голубчика, предал… — Дед замолчал, говорить ему было очень тяжело, это видели все. — В тот день, на Президиуме, когда и Микоян от него отступился, Никита Сергеевич взял ручку, бумаги листок, подписал сам себе отставку и говорит: «Прошу, товарищи, дать мне возможность сказать пару слов на Пленуме. С людьми, говорит, по-товарищески… проститься хочу… С коммунистами».