Читать «Напутствие бессмертным» онлайн - страница 6

Елена П. Блаватская

…после того как мы позабудем о предыдущем своем существовании, снова бросают в эту жизнь, как в перегонный куб, где мы должны быть воссозданы, возобновлены и закалены страданиями, борьбой, страстями, сомнениями, болезнями и смертью. Все это зло мы должны претерпеть для нашего же блага, для нашего очищения и в конечном счете для достижения совершенства. Из века в век, от расы к расе продолжается этот медленный процесс — медленный, но уверенный; и что бы там ни говорили скептики, его плоды вполне очевидны. Если же несовершенство нашего бытия, со всеми бедствиями нашего нынешнего положения, напротив, пугает и обескураживает нас, все равно наши положительные качества, дарованные каждому человеку, дабы пробудить в нем стремление к совершенству, приближают час нашего спасения, побуждая нас освободиться от страха, скорби и даже смерти. А божественный инстинкт, сила и яркость которого неуклонно возрастают, помогает нам понять, что ничто в целом мире не умирает полностью и что мы удаляемся от вещей, окружающих нас в земной жизни, только затем, чтобы родиться снова — в условиях, более подходящих для нашего вечного роста и приобщения к добру.

* * *

Цитируя профессора Фрэнсиса Боуэна, автора книги «Перевоплощение, история забытой истины», повторяем вслед за ним великую истину:

Учение о метампсихозе с полным правом может быть названо естественной, или врожденной, верой человеческого разума, если судить по всему многообразию народов Земли и по преобладанию этого учения в различные исторические эпохи.

Количество индийцев, египтян и китайцев, веривших в перевоплощение при жизни, и тех, что ныне здравствуют и продолжают верить в него, не поддается исчислению. Евреи тоже некогда придерживались этого учения. Более того, молится ли человек персонифицированному или же поклоняется в тишине имперсональному божеству или Принципу и Закону, для него предпочтительнее признать истинность этого учения, нежели пренебрегать им. Потому что вера в перевоплощение превращает нашего «Бога», или «Закон», в синоним справедливости, предоставляя маленькому и несчастному человеку более чем один шанс научиться вести праведную жизнь и искупить все свои прегрешения, вольные или невольные. А неверие в нее делает Невидимую Силу не только несправедливой, но и дьявольски жестокой, заставляя видеть в ней своего рода небесного Джека Потрошителя или Нерона, совмещенного к тому же с человекообразным чудищем. Если языческая доктрина прославляет божество, а христианская — позорит его, то какую же из них следует выбрать? И почему того, кто предпочитает первую, должно считать безбожником?

Мир движется вперед, как двигался всегда, а вместе с ним движутся и идеи в головах людей, даже самых консервативных из них. Вопрос не в том, согласуется ли тот или иной природный факт с чьими-то личными предпочтениями, но в том, действительно ли это факт, основанный по крайней мере на умозаключениях. Те, кто руководствуется предпочтениями, говорят нам, что это не факт. На что мы отвечаем: изучите сперва суть вопроса и постарайтесь понять нашу философию, прежде чем априорно отвергать наши учения. Спиритуалисты жалуются, и вполне обоснованно, на людей науки, вроде Гексли, за то, что они отрицают скопом все их феномены, хотя практически ничего не знают о них. Но почему они тогда сами поступают точно так же по отношению к учениям, основанным на психологическом опыте многих тысяч поколений ясновидящих и адептов? Знают ли они что-нибудь о действии кармы — великого Закона Воздаяния, этой таинственной, но вполне очевидной и ощутимой в своих проявлениях природной силы, которая рано или поздно возвращает нам все наши добрые и дурные поступки, как брошенный в стену резиновый мячик? Знают ли они об этом? Нет. Они верят в персонифицированного Бога, которого наделяют разумом и который вознаграждает или наказывает, по их представлениям, за каждый совершенный нами в жизни поступок. Они признают гибридное божество (конечное, несмотря на все их уверения в его Беспредельности и Абсолютности, поскольку оно совершенно нефилософичным образом наделено ограничивающими признаками и атрибутами), упрямо не желая замечать то тысячу и одно заблуждение и противоречие, которые содержатся в теологических учениях, описывающих характер этого божества. Но когда им предлагают безукоризненную, философичную и вполне логичную замену их несовершенному Богу и идеальное решение многих неразрешимых проблем и загадок человеческой жизни, они отворачиваются с каким-то детским страхом. Они остаются равнодушными или даже противятся новому божеству, потому что его зовут карма, а не Иегова, и потому что учение о нем исходит из арийской философии, самой глубокой и трансцендентальной из всех философий мира, а не из семитического интеллектуального плутовства, превратившего астрономический символ в «единого Бога над Богами». «Нам не нужно им персонального Божества, — говорят они, — негативные символы, такие, как «He-Бытие», непостижимы для Бытия». Что ж, так и должно быть. «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» [Иоан., I, 5]. Вот почему они так много говорят о своих бессмертных духах. Они называют своего персонифицированного Бога бесконечным, но в то же время превращают его в гигантского самца; и точно так же простой человеческий призрак они именуют «духом», добавляя при этом: «полковник Цицерон Трикл» или «дух миссис Аманды Джеллибэг», лишь очень смутно представляя себе, что оба они вроде бы должны быть бессмертны.