Читать «Украина – четверть века незалежности. Взгляд постороннего. Книга 2. Нулевые. 2000 – 2013» онлайн - страница 270

Александр Афанасьев

Про раскол на русскоязычных и украиноязычных можно написать еще один том этой книги, я же приведу тут отрывок из одной далеко не бесспорной статьи некоей Виктории Киевской.

Я ощущала, что мы что-то потеряли очень важное, мы как бедные родственники, словно вихрь семи ветров над нами, нет твердой уверенности своего законного статуса, вот как русские говорят — «Я — русский!», и я так хочу сказать, я говорю на русском языке, и почему-то в той далекой Российской Империи люди были русскими, а теперь скажу так вслух и нечисть пеной из пасти заплюет, но пусть они не забывают где их стойло, и кто здесь хозяин, толку от этих слов конечно мало, но пусть знают, что мы здесь совсем рядом.

Мы покорились их оккупации в 1991 году. Промолчали когда они в 2004 в русском Киеве поменяли все вывески на улицах с русского на украинский, допустили что селяне наступили нам на горло, мы терпели как последние трусы, нас кормили — а мы покорно ели, это не по-русски, мы же должны были силой кулака взять эту украинскую нечисть за хвост, и об стену шмякнуть.

И опять из Аглаи Тороповой

В Киеве нет ни одного детского сада, где языком обучения был бы русский. Считается, что детям нужно учиться украинскому с раннего детства: если уж семья не учит, то пусть к школе подготовит детский сад. В реальности это выглядит довольно комично: воспитательница говорит по-украински, дети обращаются к ней по-русски, между собой большинство детей тоже предпочитает общаться по-русски. Впрочем, детские утренники выглядят в такой ситуации очень грустно. Вместо того чтобы играть и чувствовать себя маленькими звездами, дети стараются быстро — быстро протараторить со сцены неинтересные им слова и поскорее убежать. Забавно бывает, когда по-русски начинает говорить Дед Мороз или Снегурочка, — вот тут дети расслабляются.

Что происходит, когда одна часть населения страны чувствует себя пораженной в правах, неполноценной, второсортной, а вторую часть страны считает оккупантами — можете домыслить сами.

Наконец, раскол на бедных и богатых. На Украине — эта форма противостояния выражена неярко, ее заслоняет языковой и национальный разлом — но потенциал этой формы противостояния показывает происходящие время от времени и очень болезненно воспринимаемые обществом инциденты с «мажорами» (детьми богатых людей) и власть имущими…

Конечно, во всех или почти во всех странах — тем, у кого есть много денег, позволено больше, чем тем, у кого денег нет. В странах, которые недавно вышли из социализма, и где богатыми стали те, кто в детстве недоедал, или кому мама не могла купить понравившуюся игрушку — демонстрация богатства принимает уродливый и вызывающий характер. Но на Украине — подобные вещи носят несколько иной смысл: это вызывающая демонстрация собственной неуязвимости не только обществу, но и государству. Я приведу несколько примеров, чтобы было понятно, о чем речь.