Читать «Акулы из стали. Последний поход (сборник)» онлайн - страница 14

Эдуард Анатольевич Овечкин

– Привет, братан! – басил он, сжимая мою руку чуть не по локоть своей лапищей. – Обижает кто?

– Да не, – отвечал я ему. – Вообще никто не обижает.

– Ну ты это… Говори, если что.

И так вот четыре года без изменений даже в интонациях. Поэтому, понимаете, от них держались как-то особняком несколько, но чего у них было не отнять – ребята были весёлые. Для меня всё представление о химиках ограничивалось этим вот качком, ещё одним длиннющим, рыжим и ужасно нескладным парнем и двумя земляками-спортсменами моего друга Вовы. А потом я попал на флот и познакомился с нашим корабельным химиком Димой, с самой настоящей залихватски-пиратской фамилией… Не скажу какой.

И знаете, что я вам скажу про Диму? Дима был охуенным. На этом, в общем-то, можно было и закончить рассказ о нём. Для себя, во всяком случае, я уже всё рассказал, но для вас напишу ещё несколько букв.

Дима был на год (или на два, точно не помню) старше меня и, естественно, пришёл служить сразу начальником химической службы, так как других офицерских должностей химиков на корабле просто не было. Вот пришёл ты лейтенантом и сразу занял верхнюю ступеньку иерархии своей служебной лестницы на корабле. Круто же? А вот и нет. Спрос с тебя сразу же как с начальника службы, а ты ещё совсем неоперившийся юнец. На некоторых юных химиков смотреть было даже жалко из-за этого, но только не на Диму.

Во-первых, Дима был умён. Во-вторых, в меру нагл. И в-третьих, он всегда был по военно-морскому красив. Ни единого раза за всю нашу совместную службу я не видел его небритым, неглаженым, неопрятно одетым или неаккуратно причёсанным. Даже страдающим с бодуна я его не видел ни разу. Вот вчера (плавно переходящим в сегодня) вместе пили, сегодня все – как говно, а Дима – огурцом. Ну не в смысле, что зелёный и пупырчатый, а свежий и бодрый. А ещё у Димы был каллиграфический почерк. Вот, блядь, откуда у химика взялся каллиграфический почерк, скажите мне, люди добрые? Да, я ему завидую и не намерен даже этого скрывать, потому что когда я пишу, то в соседних деревнях молоко прямо в коровах киснет, а он когда пишет, то прямо «аххх!». И Дима всегда был готов помочь этим своим почерком. Например, он на весь экипаж рисовал тушью боевые номера, которые люди потом пришивали себе на грудь. На сто восемьдесят человек, на минуточку! Я до сих пор храню этот боевой номер и когда на него смотрю, то сразу Диму вспоминаю. А ещё я вспоминаю Диму, когда смотрю на вымпел, который мне, как и каждому члену экипажа, вручил командир к десятилетнему юбилею корабля, и на каждом вымпеле Диминым почерком написано.

Вот сидел человек и подписывал сто восемьдесят (примерно) таких вымпелов – ну не умничка ли?

Дима любил военно-морскую форму и носил её со вкусом и знанием дела. Это, конечно, даже служило поводом для некоторых подколок. На одном строевом смотре, например, офицеров неожиданно попросили предъявить платки и расчёски. И Дима предъявил, чем вызвал неподдельное удивление даже у проверяющего, а старпом спросил у него шёпотом: «Дима, так может у тебя и яйца на одном уровне висят даже?» А когда начали вводить новую форму одежды и нам её выдавать, то Дима был первым офицером (скорее всего, на всём флоте), который надел пилотку нового образца. После старых, родных и уютных военно-морских пилоток, которые были полукруглые и через три-четыре года ношения срастались с черепом настолько, что в них даже спать можно было ложиться, новые прямоугольные, откровенно похожие на фашистские и прозванные в народе «буйновками» от фамилии певца ртом Буйнова, вызывали дружное и стойкое отвращение, но только не у Димы.