Читать «Русские и нерусские учёные: мифы и реальность» онлайн - страница 28

Владимир Иванович Бояринцев

По основной линии В. Н. Матвеева теория относительности в варианте Эйнштейна не является мифом (миф — слово; сказание; предание). Вспомним определение: «миф — сказание, передающее представление древних народов о происхождении мира, о явлениях природы, о богах и легендарных героях; мифы возникали у всех народов на стадии, когда человек, не обладая развитым производством и научными познаниями, чувствовал своё бессилие в борьбе с природой и создавал в своём воображении сверхъестественный мир» («Словарь иностранных слов», «Русский язык», М., 1985).

Теория относительности (по Матвееву) является сказкой. Сказка же — «произведение волшебного, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел» («Литературный энциклопедический словарь», «Советская энциклопедия», М., 1987).

Таким образом, будучи ярым защитником теории относительности в варианте Эйнштейна и мечтая, чтобы эта сказка стала абсолютной, «оставалась навсегда и чтобы её никто и никогда не опроверг», В. Н. Матвеев, сам того не желая, квалифицирует специальную теорию относительности Эйнштейна как «произведение авантюрного характера с установкой на вымысел», в отличие от мифов, возникших на основе представлений древних народов «о происхождении мира, о явлениях природы».

Почему Эйнштейн стал автором теории относительности?

На заданный самому себе вопрос: «Почему именно я создал теорию относительности?», Эйнштейн ответил в национально-ироничном духе так: «Нормальный взрослый человек вообще не задумывается над проблемой пространства и времени. По его мнению он уже думал об этой проблеме в детстве. Я же развивался интеллектуально так медленно, что пространство и время занимали мои мысли, когда я стал уже взрослым. Естественно, я мог глубже проникать в проблему, чем ребёнок с нормальными наклонностями».

Настоящий ответ на этот вопрос будет ясен, если рассмотреть общественно-политическую обстановку того времени.

А это конец XIX века, в 1897 году состоялся первый сионистский конгресс. Движению, вышедшему из подполья, нужно было знамя. В своё время роль знамени подчёркивал известный финский писатель М. Ларни, который считал, что знаменем может быть и женская юбка; и чем выше это знамя, писал он, тем больше народу под ним собирается.

Здесь же надо было создать образ — образ гения всех времён и только одного народа, образ, чей авторитет был бы на уровне Моисея, который вывел еврейский народ из Египта, на уровне Авраама — родоначальника евреев (кстати, основоположник легального сионизма — Теодор Герцль в «еврейской сотне» занимает восьмое место).

И такой человек был найден. Все остальное было делом денег и техники.

Деньги были, техника тоже. Как это практически делается, простые «россияне» могут видеть на примере «раскрутки звёзд» шоу-бизнеса. Как говорил один из специалистов по такой «раскрутке»: дайте мне сто пятьдесят тысяч долларов, и я из кривого и хромого сделаю телезвезду!

«Имя его (Эйнштейна) превозносилось массами, зачастую не имевшими никакого представления о физике, и в особенности, конечно, евреями. Эта национальная подоплёка хорошо чувствовалась, вызывала законное отторжение…»-. (М. Саяпин, «Дуэль» № 30, 1998).