Читать «НА СУШЕ И НА МОРЕ 1966» онлайн - страница 381

— Не тревожьтесь, сейчас прояснится. Все дело в конверте.

— В каком еще конверте?

— Большой конверт, и в нем несколько бумажек. Вы так обрисовали их обоих, что я отчетливо представил, где они находились и что делали. Вячеслав Михайлович приготовил Колесникову записку. Запечатал ее в конверт и дал его в тот момент, когда пошел на место Назарова. Уже оттуда он крикнул: «Читай!»

Думается легко, мысли обгоняют одна другую. Неужели конденсатор?..

— Нина Константиновна, а вы знаете, как-то несерьезно получается. Ну к чему эта таинственность и, главное, спешка?

— Таинственность? Никакой таинственности. Просто Вячеслав никого, кроме Колесникова, впутывать в это трудное, щекотливое и даже опасное дело не решался. А спешка… Тут уж совсем просто. Времени на обстоятельное исследование у него не было. Психиатры говорят, что, если болезнь, подобная той, что у Назарова, затягивается, она переходит в хроническую. В этом случае процесс становится необратимым. Ни одного дня нельзя упускать. Оставалось одно — испробовать на себе и этим самым поставить Колесникова в безвыходное положение. Да, спешить Вячеславу надо было. И первые слова в записке, по-видимому, такие: «Времени на исследование нет!»

— Тогда следующие: «Подвергаюсь воздействию Биоконденсатора».

— Правильно. Как хочется чтобы прояснилось… Нужно зрительно представить… Дальше могло быть примерно такое: «Всего я должен принять четыре биодозы, то есть пробыть у конденсатора четыре минуты. Контрольные часы я включил. Заболею — лечи. Вылечишь меня, не побоишься лечить и Назарова».

— Метод лечения подобных болезней апробирован?

— Не совсем, на человеке он не проверен. Колесников и не рискнул бы начать с Назарова, коль нет согласия больного. А на добровольцах уже можно пробовать новые препараты, такие, например, как РБ-202… Ваши соображения о записке в конверте подходят, Их принимаешь без внутреннего сопротивления. Я представляю, как Петр перечитал записку с присущей ему дотошностью не меньше двух раз, взглянул на контрольные часы и только потом обернулся к Вячеславу, чтобы обрушить на него поток ругательств. Но было уже поздно. Директор забыл прошлое. Он уже не мог вполне владеть собой, жил, как и Назаров, подчиняясь чьим-либо командам, как автомат.

— Тогда в записке содержалось все, вплоть до инструкций, как действовать Колесникову дальше.

— Несомненно, Вячеслав предусмотрел и такую деталь, как анализы.

— Не понимаю.

— Старика надо было убедить, что на эксперимент он идет совершенно здоровым. Кроме того, необходимы были исходные данные, факты. Вот для этого Вячеслав предварительно сдал на анализ кровь, снял электроэнцефалограмму, проверил основной обмен. Я убеждена, что в конверте лежали и эти документы.

— Проверим, Нина Константиновна, позвоните в клиническую лабораторию.

— Правильно… Коммутатор? Дайте пять ноль девять… Это Нина Константиновна… Лаборатория? А, Вера Федоровна, здравствуйте… Да, да, я уже в институте. Все в порядке. Болеть некогда. Вера Федоровна, я к вам по делу. Скажите, примерно неделю назад, дней, может быть, десять, Вячеслав Михайлович был у вас в лаборатории? Так… Общий и биохимический… Так… Данные об определении основного обмена… Электрокардиограмму снимали?.. Хорошо. Результаты попросил себе?.. Разумеется, в норме?.. Хорошо. Я так и думала. Спасибо, Вера Федоровна. Всего вам доброго… Ну вот, Аветик Иванович, проверка номер один. Идемте дальше.