Читать «Каторжная воля (сборник)» онлайн - страница 72

– Он меня с пристани сюда подвозил! – вспомнил Федор.

– Вот и хорошо, значит, в лицо знаешь. Подойдешь к нему и пятак подашь, только не на виду у всех, а так, тихонько.

– Какой пятак?

– Медный! Других пятаков не бывает. А дальше всю свою беду расскажешь, какая тебе помощь нужна. От меня толку уже никакого нет. А Герасим все сделает. Пятак в шкафчике возьмешь, он на верхней полке, в уголке, лежит. Только не вздумай проболтаться – от кого прибыл. Одно говори – какая помощь нужна. Про остальное язык придержи. Понятно я тебе излагаю?

– Чего тут непонятного!

– Ну и ладно, коли так. После базара вернешься, мне перескажешь. Эх, зараза! Опять свербить начинает. Давай, тащи лекарство.

Снова поставили горячий чугун на живот Черкашину. Боль от тепла, видимо, затихла, и бедолага, измученный до края, даже ничего не сказал, а только слабо помахал рукой, показывая, что чугун надо убрать, и сразу же засопел.

Осторожно, чтобы его не разбудить, Федор прошел к шкафчику, нашарил на верхней полке пятак и долго разглядывал его, подойдя к окну, за которым светало. Пятак как пятак, если не считать двух маленьких дырок, аккуратно просверленных сверху и снизу. Федор крепко зажал пятак в кулаке и торопливо выбежал из дома.

Базар, несмотря на столь ранний час, был уже многолюдным и глухо шумел, как шумит сосновый бор при крепком ветре. Торговал, зазывал, нахваливал, ругался, приворовывал, обманывал… Громоздились кадушки, мешки, корзины, кошелки, а в них – чего только душа пожелает: мясо, рыба, мед, ягоды, огурцы, яйца, молоко и творог. Не скупись, выкладывай денежку и кушай сытно, сладко – от пуза. Пропитания на базаре на всех хватит. Но Федор даже не глянул в сторону торговых рядов, прямиком – к коновязи, где уже стояли коляски извозчиков.

Нужного ему Герасима нашел без труда. Подошел поближе, и для начала, без всяких слов, показал пятак. Герасим прищурился, скосив глаз, и перехватил вожжи. Сказал коротко и негромко:

– Присаживайся, поскачем.

И покатилась коляска, оставляя базар позади, в восточную сторону, где сразу же за крайними домами начиналась полевая дорога. Проехав по ней с половину версты, Герасим остановил коня, положил вожжи себе на колени, поскреб бороду корявыми пальцами, измазанными в дегте, и лишь после этого присвистнул – длинно, с переливами, совсем по-птичьи. Присвистнул и замолчал, прислушиваясь, чего-то дожидаясь. И дождался. Из ближней к дороге кучки берез ему отозвалась невидимая в листьях птичка. Отозвалась и просвистела так же, как Герасим, длинно и с перерывами.

– Вот, слышишь, – Герасим поднял вверх палец, – меня даже птички в окрестностях знают. А уж в городишке нашем – говорить нечего. Не дело нам с тобой в людном месте толковать, мало ли чего отчебучишь, какое коленце выкинешь. Отсюда и уговор, если осечка какая – я тебя в глаза не видел, знать про тебя не знаю и в рожу еще плюну, что поклеп на меня, честного человека, возводишь. Согласен?

– Не боись, клепать не стану, – заверил его Федор, – да и рано ты этот разговор завел, я еще ни слова не сказал.