Читать «Каторжная воля (сборник)» онлайн - страница 53

Агафон сам хлопотал по дому и во дворе, крутился, как юла, но все валилось из рук, падало, разбивалось и вытекало – не наладить и не собрать.

И вдруг посреди ночи Ульяна заговорила:

– Огонь запали, хочу, чтобы светло было…

Зажег Агафон сразу две сальных свечи, обрадовался, что Ульяна заговорила, заторопился, спрашивая – может, еще какая надобность есть?

– Нитки мне принеси с иголкой, – попросила Ульяна, – и холстину белую достань из ящика.

Удивился Агафон, но просьбу послушно исполнил. И дальше смотрел во все глаза, как руками рвала Ульяна холстину, прикладывала лоскут к лоскуту, примеривая, а затем начала их сшивать. Понятно стало, что пытается она сшить рубашку, которая получалась у нее кривая, косая и неровная. Но явно проглядывали уже и рукава, и ворот. Хотел спросить – зачем она это делает? Но Ульяна опередила его и сама сказала:

– У мальчонки, который снился, у него рубашка в крови. А я ему эту отдам и переодену в чистую, может, он и простит твой грех. Мальчонку-то, Агафон, ты зарезал. Вот к нам этот грех и вернулся, теперь наши дети сгинули. Ты ведь так и не признался мне, что убил, и не покаялся, видно, ни разу, думал, что на новом месте все позабудется, а не забылось, по следу твой грех шел, не отставал, шел и догнал.

Похолодела спина у Агафона, а после горячими каплями пота обнесло ее – вспомнились слова, которые он услышал в ущелье. Иными те слова были, но суть – одна. Не вспоминал он о давнем своем грехе и не каялся, а сейчас, в эту минуту, как озарило, будто невиданно ярким пламенем вспыхнули тусклые сальные свечи и осветили – все стало видимым, как наяву… Богатый купеческий дом брали они тогда с подельниками, а навел их на этот дом купеческий же конюх. Все рассказал за обещанную долю: когда хозяева спать ложатся и как можно хитрые запоры без шума открыть, и где хозяйское добро хранится. Купец со своей супругой даже проснуться не успели – их сонными зарезали. И сразу принялись выворачивать наизнанку сундуки – добром огрузились без всякой меры. Когда это добро уже вытаскивали, появился в дверях своей спаленки маленький мальчонка в длинной белой рубашке. Видимо, проснулся от шума и кулачками протирал глаза, которые, когда он отнял кулачки, оказались у него пронзительно голубыми. Увидел конюха, узнал его и даже успел сказать:

– Дядь Яша…

– Режь его! – заорал конюх, тащивший на горбу большой узел. – Он про меня скажет, тогда и до вас доберутся!

Агафон, подчиняясь этому крику, а больше того – разбойничьей привычке не оставлять следов, выдернул из-за голенища сапога узкий, остро отточенный нож на ловкой костяной ручке. Короткий взмах и – скорей, скорей в распахнутые двери, чтобы не задержаться и вовремя унести ноги. Назад он даже не оглянулся.

– Когда помру, ты рубашку эту в гроб мне поклади, чтобы под рукой была, – глухо, едва слышно, словно издалека, доходил до него голос Ульяны.

Он не отозвался на ее голос, на ощупь, как слепой, выбрался из избы на оснеженное крыльцо, поднял голову в небо и увидел, что оно в эту ночь стоит над землей высоким и чистым.