Читать «Майские ветры» онлайн - страница 170
Соломон Владимирович Смоляницкий
— Как же быть, Кир? Что же делать? — спросила я, когда мы вышли с ним на улицу.
— А что мы можем сделать? Здесь нужны факты, а не эмоции… Одно я знаю: раз мама не виновата, значит, все будет в порядке.
Дома я пробовала читать, даже взяла Лермонтова, но не смогла понять ни одной строчки. У меня так и стояло перед глазами серое, с застывшим отчаянием и остановившимся взглядом лицо Марии Игнатьевны.
Если все так просто, как говорит Кир, почему же у нее было такое лицо? А может, он хотел уверить себя о том, в чем сам сомневается? Но — для чего?
Мария Игнатьевна взяла себя в руки и держится хорошо. Она сказала, что теперь, когда началось следствие, ей стало легче. А о своем разговоре со следователем — ни слова. На все наши расспросы с Киром только и ответила: следователь — человек умный и хочет во всем объективно разобраться.
— А подписку о невыезде все-таки взял, — и горько усмехнулась.
— Формальность, — глухо сказал Кир, — служба такая.
Вчера вечером рассказала все отцу. Он долго молчал, потом проговорил: не нравится мне эта подписка о невыезде. Потом раскурил свою трубку, спросил:
— А Кирилл что думает делать?
Я хотела сказать «ничего», но не смогла, только пожала плечами.
Отец не ответил. Он курил и смотрел, как у потолка растекается дым. И вдруг сказал:
— Ну а ты-то что?
Я ждала этого вопроса, но ответила так, будто только сейчас пришло мне в голову:
— А если мне пойти к следователю и рассказать все, что я знаю о Марии Игнатьевне? Она же честный, она… замечательный человек!
Я выпалила это одним духом, смотря в пол. А если отец просто-напросто высмеет меня, как несмышленую девчонку? И правда — что бы я ни говорила следователю, к тому делу это все равно не будет иметь ровно никакого отношения. Там нужны факты, а не эмоции…
Отец помедлил (я чувствовала — он пристально смотрит на меня) и наконец сказал негромко:
— Что же, дочка, действуй.
Мне очень трудно писать — хоть бы забиться куда-нибудь в уголок и нареветься, как раньше, когда я была маленькой. Но не могу плакать. Только как-то холодно, пусто внутри. Хочу рассказать все, как было. Всю правду. Для себя. Может быть, потом когда-нибудь пойму, почему мне так тяжело…
Да, надо только написать все, как было — будто я ни при чем и смотрю на это со стороны.
Так вот, на следующий день после разговора с отцом я пошла к следователю. Не буду описывать, чего стоило найти того, кто мне нужен. Это неважно. А страшно было только одну минуту, пока говорила, кто я и зачем пришла.
Следователь не удивился. Он усадил меня и, не перебивая, выслушал все, что я сказала. Потом начал спрашивать обо мне — о нашем классе, об учителях, о моих родителях. Он спрашивал, ходил по кабинету, подолгу стоял у окна, снова ходил… Потом вдруг остановился около меня:
— Ну, что же, Вика, ты правильно сделала, что пришла. Спасибо. А ведь трусила, наверно?
— Я вообще трусиха, — призналась я, — даже пиявок боюсь…
Он засмеялся и протянул мне руку:
