Читать «Вольфганг Амадей. Моцарт» онлайн - страница 44

   — Я желал бы процитировать Фонтенеля, которого в бытность его у герцогини дю Мэн однажды спросили, какая разница между нею и часами. Он ответил: «Часы напоминают мне о времени, а герцогиня заставляет забыть о нём».

   — Хорошо сказано. А каково мнение господина аббата?

Ответ Галиани последовал мгновенно:

   — Он кажется мне менее удивительным, чем два с половиной года назад, хотя он остался тем же чудесным созданием и феноменом. Он навсегда останется чудесным созданием и феноменом — только и всего.

   — Забавно, но причудливо. А вы, дорогой друг Гримм?

   — Да, это феномен, из-за которого вскоре будут спорить властители Европы.

   — Итак, подведём итоги, — говорит мадам с тонкой улыбкой на губах. — Маленький Вольфганг — это чудесное создание, которое заставляет нас забыть о течении времени и вскоре будет желанным гостем европейских дворов. А я от себя хотела бы добавить: это ещё и самый прелестный мальчик, какого мне довелось встретить.

   — Браво! — восклицает Галиани. — Вы более искусный дипломат, чем сам принц парижский: своей оценкой, состоящей из высказываний всех кавалеров, вы предотвратили их неминуемую — на почве ревности! — ссору.

А тем временем Вольтер, семидесятидвухлетний философ из Фернея, присоединяется к Леопольду Моцарту и вступает с ним в разговор. Оба они стоят у рояля, а совсем рядом Вольферль, весь — напряжённое внимание.

   — Вы пруссак, месье Моцарт?

   — Нет, шваб, родившийся в Баварии и проживающий в Австрии.

   — Значит, вы земляк моего друга Гримма? Мне в Баварии бывать не приходилось, но раз там стояли колыбели двух таких незаурядных людей, то, по моим понятиям, это страна, развивающаяся в правильном направлении. Я, к сожалению, знаю только Пруссию — Потсдам, Берлин. Гримм рассказывал мне, что в Германии появилось несколько новых поэтов. Их имена... нет, забыл...

   — Вы, наверное, говорите о Клопштоке, авторе «Мессии»?

   — Точно, «Мессии»! Прекрасная мысль: в наш век просвещённого разума написать «Мессию». А кого бы вы ещё назвали?

   — Геллерта, автора басен и церковных песен.

   — A-а, немецкий Лафонтен, но с религиозным привкусом.

Старый господин недовольно покачивает головой:

   — Видите ли, месье Моцарт, на немецком Парнасе ничего особенного не происходит. Ваш король Фредерик в моём присутствии говорил об этом с пренебрежением, если не сказать с издёвкой. Германия — не страна поэтов. Её поэты блуждают в области воображаемого, что, кстати, относится и к мыслителям. Просветители занимаются у вас абстрактными рассуждениями. У нас во Франции дело обстоит иначе. Мы смотрим реальности прямо в глаза и действуем как революционеры, стараясь победить и устранить варварские предрассудки и привычки, невежество, бесчеловечность и преступления против закона. Это должно было бы стать задачей и для ваших просветителей. Вместо чего они расходуют силы своего ума на разрешение запредельных проблем, в конечном итоге бесполезных для нашего жалкого человеческого естества. Я говорю вам об этом открыто и прямо, поскольку Гримм сказал мне, что вы тоже сторонник Просвещения. Вы уж не обессудьте...