Читать «Мой друг Карлос Шакал. Революционер, ставший героем голливудских фильмов «Шакал» и «Карлос»» онлайн - страница 188

И Карлос продолжает:

— Во время недавнего побега два молодых алжирца, отбывающие длительное тюремное наказание, вооружились найденным оружием и захватили трех заложников в униформе. Дело изначально было обречено на провал. Они освободили одного заложника, и начальник тюрьмы попросил по телефону «освободить еще одного белого и присматривать за другими» — за алжирцем и негром! Расизм там встречается в любой форме. Например, когда я находился в тюрьме Френа, главный надзиратель был африканцем и старым военнослужащим, настоящим «белым негром». Меня тревожил его безудержный сионизм. Он был нетипичный кабовердинец: слишком темнокожий, с отвисшей нижней губой, похожий на жителя континента банту, и строил из себя бог весть что, хотя сам кое-как (в доказательство его французский паспорт) рассказывал о своих чудесных поездках в Израиль (самую расистскую страну) и о своем отпуске в южноамериканских странах (со своей-то маленькой зарплатой) на самых разнообразных дорогих курортах Барилоче и Аргентины, направлениях не совсем туристических, где скрывались немецкие иммигранты аж еще Третьего рейха. …Будучи революционером со стажем, с четырнадцати лет военным коммунистом и настоящим бойцом против расизма (с оружием в руках), я с ужасом наблюдаю политику репрессий. Эта политика, пропагандируемая администрацией тюрем, несет колонизаторские, расистские традиции и выступает против ислама. Это политика против политических заключенных, справедливых надзирателей и против тех, кто не отказался от своих основных прав и кто борется за сохранение своего достоинства вопреки узаконенному насилию и произволу.

Далее Карлос рассказывает:

— Во Флёри-Мерожи, самой большой тюрьме Европы, я провел 23 самых ничтожных дня с момента моего тайного заключения 15 августа 1994 года по делу высокомерного и извращенного характера, с неслыханным количеством преступлений. 22 января я вернулся в Санте. Спустя 150 лет своей службы маленькие форточки для проветривания в закрытых камерах вдруг были заварены двумя стальными брусками. Это, к сожалению, мешало открыть их больше чем на 30 градусов (7,5 сантиметра). То была абсолютно бесполезная незаконная мера, которая «подталкивала на криминальные дела». (Разве этого добивались?) Деревянный стол, за которым я сидел здесь и во Френе с 1994 года, у меня забрали. (Хотя некоторым заключенным оставили.) Вместо него поставили неустойчивый садовый столик из пластика. Мои единственные занятия — письмо и чтение — превратились в сложнейшую работу, а то и постоянно переносились. И это все несмотря на формальное обязательство дирекции перед посольством Венесуэлы. …Господин Алан Лезо — директор с большим стажем, человек воспитанный и образованный, знал прекрасно, что эти меры являются сверхнезаконными и запрещены как врачами, так и надзирателями. Я уверен, что эти меры были навязаны кем-то извне по постыдным причинам. …Итак, с сентября 1994 года, с момента моего заключения, я отказался от всех провокационных и незаконных действий. Я все еще жду, когда же выйду отсюда через главный вход. Я вас уверяю, что «мое» место — в Париже, рядом с моими адвокатами и посольством — единственными, с кем мне разрешено видеться.