Читать «Кольца Сатурна. Английское паломничество» онлайн - страница 30

Только на трехмачтовике «Ройал Джеймс», протараненном брандером, погибла половина команды в тысячу человек. Другие подробности о гибели этого корабля до нас не дошли. Разные свидетели утверждают, что видели, как весивший почти полтораста кило граф Сандвич, командующий английским флотом, отчаянно жестикулировал на корме, окруженный пламенем. Известно только, что его разбухший труп спустя несколько недель после сражения был прибит к берегу под Хариджем. Швы мундира полопались, пуговицы вырвались из петель, но орден Подвязки сиял первозданным великолепием. В те времена нечасто в одной битве погибало столько людей. Пережитые страдания, все это дело разрушения во много раз превосходят возможности нашего воображения. Нельзя себе представить, какой понадобился огромный труд, сколько пришлось срубить и обработать деревьев, сколько добыть и переплавить руды, сколько выковать железа, сколько соткать и сшить парусов, чтобы построить и вооружить корабли, в большинстве своем изначально предназначенные для уничтожения. Эти странные существа, окрещенные такими красивыми именами – «Ставорен», «Резолюшн», «Виктори», «Гроот Голландия» и «Олифан», – как недолго скользили они по морю, несомые дыханием мира, чтобы снова уйти в небытие. Кстати, так никогда и не было выяснено, какая из сторон в конечном счете одержала победу при Саутуолде в этом морском сражении за экономические преимущества. Считается, однако, что упадок Нидерландов начался здесь, с передислокации сил, почти незаметной на фоне общих потерь в этой битве. С другой стороны, английское правительство, почти обанкротившееся, дипломатически изолированное и глубоко униженное голландским нападением на Чатем, несмотря на, казалось бы, полное отсутствие стратегии и бездарное командование флотом, только благодаря тогдашней игре ветра и волн смогло утвердить свое столь долгое и несокрушимое господство на морях. В тот вечер в Саутуолде, глядя на Северное море, я вдруг совершенно четко ощутил, как мир медленно сворачивается, погружаясь во тьму. Американские охотники, писал Томас Браун в своем трактате о кремации, встают как раз тогда, когда персы погружаются в глубокий сон. Ночная тень протягивается над землей, как шлейф. И так как после захода солнца, продолжает он, почти все от одного часового пояса до другого укладываются спать, то, следуя за заходящим солнцем, можно было бы видеть, что заселенный нами шар полон поваленных, как бы скошенных косой Сатурна тел – убранный урожай, бесконечно длинное кладбище человечества, больного падучей. Я все вглядывался и вглядывался в море, туда, где сгустился мрак и где протянулась едва заметная гряда облаков очень странной формы: вероятно, это удалялась гроза, пронесшаяся вечером над Саутуолдом. Самые высокие гребни этой гряды чернильного цвета некоторое время еще сверкали в вышине, как ледники Кавказа, а потом постепенно угасли, и я вспомнил, что много лет назад, во сне, странствовал в таких же далеких и чуждых горах и прошел их во всю длину. Наверное, я преодолел больше тысячи миль, шагая через пропасти, глубокие ущелья и долины, через перевалы, осыпи и наносы, по опушке больших лесов, через каменные поля, валуны и снег. Я вспомнил, что во сне, дойдя до конца пути, оглянулся назад и что было ровно шесть часов вечера. Зубцы гор, откуда я пришел, с прямо-таки пугающей четкостью вырисовывались на фоне лазурного неба, по которому плыли два или три розовых облака. Картина была почему-то знакомой, я неделями вспоминал ее, пока не осознал, что она до малейшей подробности совпадает с картиной горного массива Валлюла, я наблюдал ее незадолго до поступления в школу из окна автобуса, когда вечером, страшно усталые, мы возвращались домой с экскурсии на Монтафон. Вероятно, вытесненные воспоминания создают своеобразную сверхреальность того, что мы видим во сне. А может быть, это какая-то туманная, таинственная завеса: все, что ты видишь сквозь нее, парадоксальным образом кажется намного ярче. Лужица становится морем, дуновение ветра – бурей, горстка пыли – пустыней, гранула серы в крови – вулканическим огнем. Что это за театр, в котором ты – и поэт, и актер, и машинист сцены, и художник, и зритель в одном лице? Как спастись от опасностей, которые привиделись тебе во сне? Нужно для этого больше или меньше рассудка, чем у тебя есть перед сном?