Читать «Танкисты. Новые интервью» онлайн - страница 200

Но понятно, что зимой стремились изыскивать различные возможности дополнительно экипироваться. У меня это дело поставлено было строго. Кто-то отвечал за питание, кто-то за отдых. Если что-то трофейное подвернулось, почему бы не прихватить? Ведь не на себе тащить.

Помню, как-то удалось обнаружить и приобщить на взвод двадцать пар немецких зимних перчаток. Несколько позже где-то приобрели два шерстяных одеяла. Но вскоре машина сгорела, и мы в одно мгновение лишились всех наших «сокровищ». А однажды вместо сгоревшей в танке шинели выдали бушлат. Он вроде теплее, но им никак не укрыться…

Но на самом деле это все ерунда. Единственно, что меня по-настоящему донимало на фронте, – постоянный недосып. Иногда на марше думаешь: вот сейчас засну и с крыла под гусеницы свалюсь…

– А кстати, как и где спали чаще всего? Под танками рыли окопчики?

– Нет, потому что летом мне воевать не пришлось. Мне перепало две осени, две зимы и две ранние весны. К тому же их копают, будучи в обороне. Но поскольку наше соединение в обороне стояло очень и очень редко, то такие окопчики мы копали считаное количество раз. А так в основном в движении. То ли марш, то ли атака, то ли еще что-то. И только когда становится понятно, что простоим в обороне несколько дней, вот тут под машинами выкапывали такие окопчики. Но он всего на два человека, и кто-то в танке обязательно дежурит. Один из них стреляющий – либо наводчик, либо командир. Вот в январе 45-го перед самым наступлением с Сандомирского плацдарма мы в таком окопчике целую неделю прожили. Но мы как раз перед этим новые машины получили, и в комплекте к ним шли небольшие печурки и брезент. Брезентом накрывались, печку устанавливали, растопили, и прекрасно.

Но все-таки самое лучшее место – на моторном отделении. Двигатель прогрели, брезентом накрылись, лучше и не надо. Но у нас же мудрые начальники за имущество беспокоятся: «Вы же брезент наверняка спалите. Лучше сдайте-ка его…» Так что иногда брезентик имелся, а иногда и нет.

Поэтому на марше бодрствовали только мы с мехводом, все остальные спали. И он ребятам завидовал. Но когда совершали длительные марши вне боя, то я его подменял. Сам садился за рычаги и давал ему часик-полтора отдохнуть.

– На фронте у вас было такое понятие – «тыловая крыса»? Знали, что в тылу некоторые сладко устроились?

– Ясно, что многие кладовщики и тыловики жили по-доброму. Но я по натуре такой человек, что у меня не появлялось желания все это узнавать.

– У многих ветеранов есть какая-нибудь история, связанная с девушками на фронте.

– Вот по этому вопросу не могу ничего сказать, потому как я с ними почти не пересекался. Знал, что у нас в батальоне есть сколько-то девчонок, две-три-пять самое большее. Санинструктор, химинструктор, писарь в штабе батальона, какой-то делопроизводитель в хозчасти, что ли. Но я их изредка видел, они же далеко от нас. Хотя нет, одну историю все-таки расскажу.

Еще до ранения, когда у меня сгорел танк и я оказался в батальонном резерве, то начштаба старший лейтенант Теневицкий взял меня к себе: «Будешь немного помогать!» Хотя помощники у них обычно ребята возрастные, а молодых удел – на танке. И как-то они с комбатом куда-то уехали, но он меня предупредил: «За комбата останется ротный, а ты вместо меня! А если начальство станет нас искать, скажите, что мы отлучились куда-то неподалеку! А мы через день-два вернемся». Обо всем меня предупредил, проинструктировал, даже на бумаге инструкцию оставил, а в конце устно предупредил: «У нас тут девчонки есть, ты присматривай за ними. И если начхим бригады позвонит и вызовет химинструктора к себе, ты не отпускай ее!»