Читать «Танкисты. Новые интервью» онлайн - страница 159
Артем Владимирович Драбкин
– Почти все танкисты вспоминают, что попадались такие деятели, которые, чтобы в бой не идти, специально машины ломали.
– Такого, чтоб ломали, не помню, но довелось увидеть разные картиночки… Однажды всех построили и зачитывают приказ: что бронетранспортер, на котором перевозилось знамя бригады, по вине механика-водителя оказался в кювете. К чему это могло привести – ясно. Второй приказ зачитывают: два водителя разморозили двигатели на своих машинах.
Потом подается команда этим трем голубчикам: «Выйти на середину!» На бронетранспортере старшина – солидный мужик в возрасте, а те молодые ребята. Зачитывается приказ – старшину разжаловать. Тут же погоны с него сорвали и бросили… А дальше показательная экзекуция, которой и в кино не увидишь.
Идет старшина – высоченный мужик. Полностью экипирован, даже в каске. За ним два автоматчика несут винтовки Мосина. Вышли с ним на середину. Зачитывается приказ, что все они идут автоматчиками в подчинение вот этого старшины. Тут старшина руку протянул, один из автоматчиков бросает ему в руку винтовку. Старшина ее ловит и тут же с силой швыряет проштрафившемуся. Тот, конечно, ее не поймал, винтовка упала. И с теми точно так же. Ловит и швыряет. Те, конечно, тоже не ловят, не выдерживают. Строй стоит, тишина гробовая… А с нами в строю недалеко стоял взвод обеспечения штаба батальона, так я видел, как там эти водители прямо вздрагивали при виде этой картины. После этого «Шагом марш!» – и увели… Тоже показательный урок, как надо технику любить. Не штрафбат, но, может, и похлеще.
– А в штрафбат кого-то отправляли?
– Я лично присутствовал на двух заседаниях военного трибунала, когда офицеров судили за трусость. Видимо, нас для острастки приглашали.
Уже в марте 45-го судили командира роты из другого батальона. Причем он у них, видимо, недолго совсем пробыл, потому что почти всех ротных из того батальона я знал. Запомнилось только, что еврей. Деталей не помню, но за то, что в трудную минуту боя он бросил роту и сбежал, ему присудили три месяца штрафбата.
А вскоре после войны он вдруг прибывает к нам. Но побыл всего несколько дней, потому что командир бригады, конечно, не принял его. Как уж там с ним решалось, не знаю, но его сразу куда-то от нас отправили.
А однажды видел своими глазами, как один из офицеров во время атаки вылез из танка и бежал за ним. Но с ним мы в своем кругу разбирались, ротный-то не видел. «Почему ты покинул танк?» – «Ничего я не покидал!» И отрицал до последнего, пока мы не пригрозили, что сейчас письменно доложим по команде: «…и ты знаешь, где окажешься…» Только тогда он расплакался, убедительно просил нас: «Не докладывайте! Я сам не знаю, как получилось…» И мы ему так сказали: «Ну добро! Но если еще раз такое повторится…» Но больше такое не повторялось. Ну, вот как это считать? Может, он по состоянию психического здоровья не может собой управлять, бывает же такое.
А бывали, например, случаи, когда людей от нас списывали в пехоту. Понимаете, в пехоте он нормально может воевать, а в закрытой машине с собой не справляется… Трусость – понятие емкое. Помню такие моменты, что и механиков-водителей списывали, и наводчиков. Я, например, одного заряжающего своей властью вынужден был отправить из экипажа к чертовой матери.