Читать «Человек без дождя» онлайн - страница 33

В тот день я уже ни о чем больше думать не мог. На автомате я жарил мясо и пил джин, потом лежал на диване, а когда кончился легкий дождик, вышел на улицу. Было уже почти темно, и во многих окнах жилого комплекса горел свет. А ведь она где-то там, эта удивительная девушка. За какими-то шторами, в какой-то из этих раковин прячется драгоценная жемчужина. Сердце мое внезапно остро и болезненно сжалось, и я пошел прочь. Дошел до своего дома, забрался на три скрипучие ступеньки, пошуршал листвой кустарника, нащупывая в опустившейся темноте ручку двери, скрипнул и вошел внутрь. Я открыл окно, чтобы ночной воздух мог беспрепятственно проникать в комнату, отозвался на кошачье мяуканье – кошкам требовалось насыпать корма – и бухнулся на диван. Я закрыл глаза, но тут же понял, что толку не будет, я все равно не засну. Со мной случилось что-то странное, это я уже осознавал. На самом деле уже тогда я был обречен.

После выполнения заказа я всегда беру перерыв в несколько дней, даже если меня уже дожидается новая работа. Глаза должны отдохнуть от компьютера, и мозг должен опустеть, не то в новый заказ может плавно перетечь то, над чем я работал до этого, и тогда я обрасту шаблонами и перестану мыслить творчески. Только когда последние остатки прошлой работы окончательно выветриваются, я берусь за новую. Некоторые специалисты по компьютерной графике прекрасно работают над несколькими проектами одновременно, но я так не могу. Освободившиеся пару-тройку дней я решил посвятить бесцельному шатанию по окрестностям. Вернее, цель-то как раз у меня была, но тогда я даже себе не мог бы в ней признаться. Через два часа хождений я устал, кроме того, мне стало как-то не по себе при мысли, что кто-то может видеть мои бессмысленные блуждания. И кому-то они могут показаться странными. Тогда я занялся уборкой своей территории.

Дом купца Волховитинова не сносят принципиально – он является историческим памятником, и по областному закону его нельзя стереть с лица земли. По тому же закону исторические памятники положено реставрировать и содержать в образцовом порядке, и с некоторыми нашими историческими домами так и происходит. Если бы в моем доме жил какой-нибудь известный поэт или писатель, художник, музыкант или общественный деятель, мне бы тоже повезло. Но в моем доме жил Петр Саввич Волховитинов – просвещенный купец, обустроивший в нашем городе первую публичную библиотеку. За это его имя некоторым образом чтут, но не до такой степени, чтобы его дом удостоился реконструкции или хотя бы ремонта. Когда наш микрорайон застраивался, вокруг моего дома тоже крутились представители какой-то строительной фирмы, но в комитете по охране исторических памятников им дали от ворот поворот. Это решение лишило последней надежды жильцов нашего дома – а к тому времени квартир, в которых продолжали жить люди, было всего четыре. Но после бюрократического отказа и они съехали, терпение лопнуло. У кого-то, было дело, возникла крамольная мысль поджечь дом к чертовой матери, и ее даже живо обсуждали мои соседи, но в последний момент испугались. Оказалось, что технику этого дела никто не знает. Вернее, поджечь-то дело нехитрое, но доказать потом, что возгорание произошло по ветхости, а не по вине жильцов, куда сложнее. А доказать это государству, которое нипочем не хочет никого никуда расселять, и вовсе немыслимо. Так и получилось, что мои соседи разъехались кто куда, а мне в почтовый ящик упало письмо, в котором говорилось, что областной Программой по сохранению исторического и культурного наследия предусмотрена реконструкция дома купца Волховитинова в будущем году. Ну и пусть в будущем году. Мне все равно. Мне даже нравилось, что я остался один. У меня были ключи от всех квартир, и со временем я грамотно, на мой взгляд, распорядился оставшимся имуществом моих бывших соседей. А от них много чего осталось! Хлам, который уже не мог пригодиться, я утилизовал, а остальное рассортировал. Оказалось, что мои соседи оставили в своих квартирах много интересного: старинный торшер, коврик ручной работы, большие красивые цветы в кадках, кресло-качалку, скатерть, шкатулки, кое-что из мелочей, но главное – картину неизвестного мне художника, которая осталась от умершей бабушки и никому почему-то не приглянулась. Я в эту картину был влюблен и берег ее как зеницу ока, иногда доставая из шкафа и любуясь ею.