Читать «Асфальт и тени» онлайн - страница 162

Валерий Николаевич Казаков

До кабинета они не добежали, остановились в одном из холлов, где у телевизора с горящими любопытством глазами толкался, как на пожаре, служивый народ.

Из белесой, почти живой мути экрана, выплыло бесформенное лицо больного человека. Он полусидел за столом. Невидящие глаза бессмысленно смотрели в камеру, казалось, он не понимает, зачем его посадили за этот стол и что ему необходимо делать. Вдруг, словно очнувшись, он начал скрипящим, срывающимся голосом нести какую-то околесицу про двух генералов, которые, «что один, понимаешь ли, что другой», а потом, запнувшись на полуслове, вывел свою подпись под коротким указом об отстранении Плавского от занимаемой должности Секретаря Совета национальной стабильности страны.

Тишина, на некоторое время воцарившаяся вокруг телевизора, раскололась разноголосьем. Все обсуждали увиденное.

Скурашу было неловко, казалось, все смотрят на него и ехидно ухмыляются, словно предполагая, что ему, как Петру в ту страшную ночь в Гефсиманском саду, хочется втянуть в себя голову и отречься от человека, на которого только что указали с экрана.

Стараясь сохранять спокойствие, он пошел в столовую. Есть не хотелось. Взяв дежурные блюда, он уселся за свой обычный столик.

Инга о чем-то беззаботно щебетала с товарками, усердно налегая на десерт. Малюты для нее уже не существовало.

Скурашу стало весело. Было трудно представить, что эта сидящая напротив чужая женщина еще совсем недавно будила в нем какие-то чувства.

— Вы не откажете старику? — проскрипел рядом знакомый голос, и о стол звякнул поднос.

— Что вы, Иван Данилович, — здороваясь и почему-то краснея, произнес Малюта.

— Эх, вон оно как обернулось! Что ж поделаешь, на Старой площади паркеты поковарнее льда. Поскользнуться и сломать себе шею можно в два счета. Выше нос, молодой человек, вы со своим прилежанием и внутренним чутьем, я уверен, не пропадете. Жалко, конечно, что наши дорожки не срослись, очень жалко. Ну да ничего. У вас сейчас, правда, наступает самая коварная для служивого человека пора. Здесь ухо надо держать востро! Межлизень, он пострашнее пресловутой китайской поры перемен будет…

— Извините, Иван Данилович, я не мог иначе поступить…

— Я понимаю и ни в чем вас не виню. Может, даже и завидую вашей бесшабашности. Поступи когда-то и я так, сегодня бы спокойнее спал.

— Иван Данилович, а что это — «межлизень»? Первый раз такое слово слышу.

— И не мудрено, вас еще тогда и в проекте не было, когда номенклатура родила этот термин, обозначающий самую тяжелую пору в жизни чиновника. Каких только крушений в это время не происходит! Правда, кому-то и повезти может — на костях ближнего-то иной раз ох как высоко взлетают! Межлизень — это промежуток времени, когда одна, извините, жопа ушла, а другая еще не пришла, и лизать бедному госслужащему нечего, а язык-то его без этого уже не может! Вот тут-то и гляди, как бы чего дурного не лизнул.

Малюту поразило это емкое определение, грубо, но весьма точно раскрывающее основной стиль чиновничьей жизни. Главное, оказывается, не сплоховать в межлизень, и тебе обеспечен рост, полагающиеся блага, тихая и сытая пенсия. Не сплоховать! Вон их сколько, с аппетитом жующих и исповедующих эту чиновничью истину. Да только ли они исповедуют этот принцип? Ведь по нему жила и продолжает жить вся страна. Страна Вечного Межлизня.