Читать «Но кто мы и откуда. Ненаписанный роман» онлайн - страница 298
Павел Константинович Финн
“…Это взято не из жизни, я бы сказал сложнее, взято из выходящего за ее пределы”.
Жан Кокто
Старик и Сашка сидели рядом на нижней скамье.
Гамлет явился внезапно — из воздуха, весь в черном. И сразу же — кожей спины, низом живота — приближение необъяснимого — необъяснимо прекрасного.
Сашка вздрогнул и двинулся вперед, хотя и так было видно: это — Борис. Мальчик потрясенно повернулся к Старику. Старик усмехнулся: “Смотри, смотри”. На заднем плане — за спиной Гамлета — медленно возникало — словно темное облако… Нет, скорее, застывший смерч…
— Святители небесные, спасите! — завопил Гамлет, оглядываясь и шарахаясь.
Старик с интересом следил за мальчиком — как реагирует?
Сашке казалось, что Гамлет смотрит ему в глаза. Но это было не так — зрителю обычно кажется, что актер глядит только на него.
А он продолжал:
— Вот, вот! — Старик вдруг схватил Сашкину руку и сжал. — Слушай!
Гамлет — Борис с таким горем и тоской произнес это: “отецмойгамлет”, что у Сашки вдруг сами выступили слезы. Он плакал. Ему было жалко Гамлета, жалко маму, отца, Бориса, себя — всех. Старик еще сильнее сжимал его руку и шептал так близко в ухо, что он чувствовал запах его дыхания:
— Вот в чем вся штука, в чем смысл. У них одно имя! И тот и другой — Гамлет! Понимаешь? Понимаешь?
— Нет, — сказал Сашка.
У него уже прошел первый восторг, он отвлекся и взглянул на Старика, сидевшего к нему в профиль. Лысина, волоски в носу и незаметный прыщик, прикрытый седыми волосками бороды.
“Я считал, только у нас прыщи, а не у взрослых”, — подумал Сашка. “Что?” — спросил Старик. “Я вас себе другим представлял”, — шепотом ответил Сашка.
А на сцене уже не было Призрака и дело дошло до последнего монолога. Борис играл его великолепно, на высоте трагедии.
О низость, низость с низкою улыбкой!
Где грифель мой?..
Вдруг Гамлет — падая с высот трагедии — каким-то придурковатым шутовским фальцетом, словно уже начал притворяться безумным: “Я это запишу, что можно улыбаться, улыбаться…”… И совсем уж ерничая — по-гамлетовски — совсем как пьяный Борис, подмигнув, подпустив петуха: “…и быть мерзавцем!”
Сашка вытер глаза, шморгнул носом и засмеялся. Старик покосился на него и тоже засмеялся.
— А вы чего смеетесь? — ворчливо спросил Сашка.
— Когда тебе весело, мне тоже весело, — ответил Старик.
Но Борис, пережив за эти секунды несколько состояний и перейдя поле, вновь вернулся на высоту:
Блок вступает:
“И закрылся веселый балаганчик”.
Не знаю — откуда, почему вдруг это воспоминание?
72-й год. Ресторан ЦДЛ. Мы с Валей Туром вдвоем за столиком. Точно помню, где сидели. В углу, как войдешь из коридора в дверь ресторанного зала — напротив “парткома” — через два года там будет панихида по отцу — налево, в неглубокой нише.