Читать «Звёзды под дождем (сборник)» онлайн - страница 7

Владислав Петрович Крапивин

Мама и отец почему-то перед ней робели. Может быть, потому, что они не были кандидатами наук и ничего не понимали в исследовании новгородских грамот, написанных на бересте?

Смешно!

Веронику Павловну считали близкой родственницей, но звали по имени и отчеству. Только мальчик никак ее не звал.

— Почему ты с ней не разговариваешь? — спросил отец.

— О чем?

— Ты вот порассуждай! — пригрозил отец. — Разболтался совсем. Возьмусь я за тебя…

— Ой, — тихонько сказал мальчик.

Такая была у него привычка. Он сам ее не любил. И ребята иногда дразнили: ойкаешь, как девчонка. Но отвыкнуть мальчик не мог. Он по-разному говорил свое «ой»: то с насмешкой, то с удивлением, то с равнодушным зевком, то еще как-нибудь. Иногда громко, иногда шепотом. А на этот раз совсем тихонько сказал. И отец не слышал.

А с Вероникой Павловной мальчик все равно не разговаривал. И она не обращала на него внимания.

Но сегодня ей понадобился зонт. А мальчик сидел у окна и протыкал зонт иголками. Материя была плотной, и после каждого прокола оставалось ровное круглое отверстие. От толстой иголки — побольше, от тонкой — поменьше. Ведь и звезды на небе разные.

Но не всем интересны звезды.

— Это вандализм, — сухо произнесла Вероника Павловна, — так обращаться со старинными вещами!

Зонт был не старинный, а просто старый. Кроме того, было непонятно, что такое вандализм. Но мать и отец взглянули на мальчика так, словно он уничтожил целый сундук ценностей.

— Вы подумайте… Одна, две, три… Он сделал восемь дыр, — аккуратно подсчитала Вероника Павловна.

Созвездие Большой Медведицы было для нее просто дырами!

— Семь, — сказал мальчик. — Одна была раньше.

— Ты поговори! — вскинулся отец. И поспешно обратился к Веронике Павловне: — У меня есть изоляционная лента. Я сделаю заплатки и подклею изнутри.

Вероника Павловна оскорбленно поджала губы: вдове кандидата наук предлагали зонт с заплатками!

— У наших с Дмитрием детей такой поступок не остался бы безнаказанным.

У нее не было детей.

— Это само собой, — заверил отец.

Качая тусклыми серьгами, Вероника Павловна покинула комнату.

— Только и знаешь, что позорить перед людьми! — с непонятным отчаянием произнесла мать.

— «Перед людьми»… — сказал мальчик.

У него были длинные прямые ресницы. Когда мальчик смотрел без обиды, широко и весело, ресницы торчали вверх. Но когда прищуривался, глаза его словно ощетинивались.

Отец, маленький, сердитый и потому какой-то колючий, неумело застучал кулаком по столу:

— Ты порассуждай! Ты пощурься у меня! Ты как смеешь!

— Тише, — умоляюще сказала мама.

— Если бы вам жалко было зонта, — чувствуя закипающие слезы, сказал мальчик. — а то вам ведь не жалко. Вы для нее стараетесь… Боитесь, что ли?

— Молокосос! — тонким голосом закричал отец. — Щенок! Вон!

Нет, мальчик ничего не крикнул в ответ и не хлопнул дверью. Он тихо вышел на лестницу, лег животом на перила и стал смотреть вниз, в узкий черный пролет. Дом был старый, и на лестнице пахло сырой штукатуркой и керосином. Обида царапала горло, и в глазах становилось горячо. Тогда мальчик медленно спустился и вышел под дождь.