Читать «Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере.» онлайн - страница 15

Методы лечения Морелла были столь же впечатляющими, как и его диагнозы: кислородная ингаляция, клизмы из настоя ромашки, за которыми следовали инъекции печеночного экстракта, витамины, кальций и септоиодин (средства, облегчавшие дыхание), тонофоспан (другое тонизирующее средство) и инъекции тестоверона, способствующего мужской потенции, к которому прибегали, по всей видимости, в угоду Еве Браун.

Несмотря на такое лечение, разлитие желчи уменьшилось, но не уменьшились происки Бормана. Брандт сначала был уволен, а потом изгнан с позором: Борман заклеймил его как предателя, обвинив Брандта в том, что тот отправил свою семью в относительно безопасное место, опасаясь наступления советских войск. Потребовалось вмешательство Гиммлера, чтобы спасти Брандта от расправы, фон Хассельбах был также успешно отстранен в результате того, что в компании кого-то из гитлеровских адъютантов он, вероятно, неосторожно высказался по поводу компетентности Морелла.

Было немало предположений о той грязной роли, которую сыграл Гиммлер в этой медицинской интриге. Почти все такие предположения явились результатом слишком вольного истолкования некоторыми историками замечаний заместителя Гиммлера Вальтера Шелленбер-га, когда война шла к концу, а затем следователям союзных войск, которые допрашивали его. Шелленберг, похоже, был совершенно убежден, что Гитлер будет в нужный момент отравлен. Однако Гиммлер не имел никакого отношения к назначению Морелла, которого порекомендовал Гитлеру его фотограф Хейнрих Хоффман. Точно так же профессор Гебхардт, эсэсовский врач Гимлера, не имел никакого отношения к Мореллу или к лечению Гитлера.

Когда у Гиммлера спросили совета по поводу проблем, поднимаемых Брандтом и Гизингом, он обратился к Геб-хардту. Результатом стало назначение 31 октября 1944 года профессора Людвига Штумпфеггера, эсэсовского ортопеда ростом в 190 см, на место Брандта.

Нет никаких причин предполагать что-либо зловещее в назначении Штумпфеггера, если не учитывать, что он весьма быстро установил полный контакт с Мореллом, который получил возможность по-прежнему осуществлять свое влияние.

Когда в предвидении советского наступления Морелл попросил разрешения уехать из Берлина, ответственность за здоровье Гитлера легла на Штумпфеггера и Хаасе. На их попечении в бункере оказался преждевременно постаревший, слабеющий с каждым днем, сгорбленный, еле передвигающийся, частично парализованный, страдающий бессонницей человек. Человек-карикатура, испачканный объедками, описавшийся, неспособный подписаться, который не мог читать висевшую на стене карту даже с помощью увеличительного стекла, у которого все в глазах расплывалось, а свет причинял боль. Человек, который большей частью был погружен в меланхолию, с трудом мог промямлить свои желания и при всем при том парадоксально способный приходить в ярость, разражаться грязной руганью в адрес людей, которых не видел и боялся в молодости. Фюрер, чье физическое состояние ухудшилось до такой степени, что он мог по два дня лежать, словно в спячке, как нильский крокодил, будучи изолирован от внешних обстоятельств, ничего не понимая, которым цинично манипулировали, с готовностью расшифровывали его бормотание, чью подпись подделывали подхалимы, прибиравшие к своим рукам власть по мере того, как физическая слабость Гитлера сопровождалась теперь уже видимым ухудшением его умственного состояния.