Читать «Детство комика. Хочу домой!» онлайн - страница 11

Юнас Гардель

Кроме того, он не умеет тормозить. Чтобы затормозить, ему приходится либо врезаться в бортик, либо падать на лед.

И когда отец в конце концов разрешает ему сойти со льда — посиневшему от холода, сопливому, со слезами на глазах, — у него не получается снять коньки, потому что они примерзли.

Юха ненавидит кататься на коньках!

Папа дарит ему новые коньки каждое Рождество.

Это входит в папин план: будь другом своему ребенку.

У Юхиного папы странное представление о том, что значит быть родителем.

Он может разбудить детей среди ночи, с оранжевой посудиной в руках.

— Вставайте, вставайте, — тормошит детей он.

— Что такое? Что такое? — спросонья спрашивают Юха и Марианна.

— Меня просто тошнит, так что если вы услышите неприятные звуки из моей комнаты, не бойтесь — это меня РВЕ-ЕТ! — говорит папа.

Затем он возвращается к себе и тут же засыпает, а Юха и Марианна всю ночь после этого лежат и ждут неприятных звуков.

Зимой папа вытаскивает их на воскресные прогулки.

Вся семья тащится на лыжах, пьет какао из термоса, ест апельсины и бутерброды, мажет губы идомином…

Да, во время этих чудесных зимних прогулок все в семье так счастливы, счастливы, счастливы, все схватывают воспаление легких и умирают.

12

Мне нравится быть одному. Мне нравится думать. В детстве тоже нравилось. На других людей я охотнее всего смотрю как на публику. Так проще. Так я знаю, как к ним относиться. Вот я, вот они — если ты понимаешь.

Почти как когда пишешь такие вот письма.

13

Лавка «Продукты Сольвейг» принадлежит Сольвейг.

Сольвейг — кругленькая тетенька из Халланда, она все время либо смеется, либо точит ножи. Иногда и то и другое одновременно — тогда Юхе становится страшно.

Магазин располагается на нижнем этаже дома Сольвейг. Сама Сольвейг с семьей живет этажом выше. Со своей предполагаемой семьей, потому что никто никогда не видел и тени этой самой семьи и никто никогда не слышал, чтобы наверху кто-нибудь шевелился, или слушал музыку, или издавал какие-то звуки.

Может быть, Сольвейг просто придумала, что у нее есть семья.

А может, она их убила своими заточенными ножами и перемолола в фарш.

Сольвейг доверять нельзя.

Хоть магазин «Продукты Сольвейг» и маленький, как кукольный шкаф, в нем умещается все, что только можно съесть: рыбные палочки, замороженная курица, макароны, морковка и хлеб.

Все свежее и качественное. Хочешь купить фарш — можешь даже посмотреть, как Сольвейг перемалывает мясо. У Сольвейг не продают второсортных продуктов.

По крайней мере, так беспрерывно повторяет сама Сольвейг, смеясь и скрежеща ножами.

— Прямо из пекарни! Потрогайте, совсем еще теплый! — сообщает Сольвейг, тыча в хлеб, покрытый точечками плесени.

— Все с ними в порядке, — говорит она, забирая у Юхи бананы, которые он недоверчиво ощупывает, — бананы и должны быть скорее коричневыми, чем желтыми, это и младенцы знают. Не так ли, госпожа Линдстрём?

Ритва краснеет и не знает, что сказать.

— Не так ли, госпожа Линдстрём? — повторяет Сольвейг, и Ритва, понимая, что это обвинение, спешит заверить: