Читать «Выбор чести» онлайн - страница 60

А потому команды инструкторов, обращения к военнослужащим и даже личные разговоры между бойцами подразделения велись исключительно на русском языке. Это было не так и просто, учитывая, что носителей языка в батальоне было не более половины личного состава. В большинстве своем прибалтийские немцы и прибалты, эмигранты среди них составили наиболее маленькую группу.

Много было немцев из Германии, чуть меньше из Австрии. В отдельную группу набирались тирольцы и баварцы. Они обладали хорошей альпинистской подготовкой и, видимо, должны были использоваться где-то в горах.

К слову, во время «товарищеской помощи» германским сослуживцам по изучению русского я сам активно впитывал в себя знания немецкого. Получался взаимовыгодный симбиоз, который, кстати, поощряли наши командиры.

Да, именно командиры. Все звания употреблялись исключительно в соответствии с советскими аналогами, а у большевиков офицеров не было. И кстати, командиры зачастую ходили в советской форме. Это делалось для того, чтобы мы привыкали к знакам различия противника. С нами даже проводились примерные политзанятия! Нас учили отвечать и обращаться к командирам и солдатам не только в установленной форме, но и с правильными интонациями, используя порой какие-то простонародные выражения и обороты в зависимости от ситуации. Ситуация могла быть разной: расположение к себе, подчинение, провоцирование паники… Отдельным лингвистическим курсом изучался русский мат! Тут даже я умудрялся почерпнуть для себя нечто новое.

Все это делалось для того, чтобы мы гармонично влились во враждебную нам среду, и, в случае «мирного взаимодействия», не выдали себя какими-то мелочами.

Целый курс специальной подготовки посвящался психологии советских солдат и командиров. Из этого курса выходило следующее.

Во-первых, чем выше должность, тем менее способен и более труслив человек. Другими словами, на командирские должности зачастую выбиваются не самые грамотные, а самые нахрапистые, которые добиваются своего через полезные знакомства и угодливость перед начальством. И чем выше звание, тем человек становится все большим хамом и самодуром с подчиненными. В то же время он все сильнее стелется перед начальством. Практический результат – это огромные потери Красной армии при штурме линии Маннергейма. Тогда многим командирам ставились жесткие по срокам установки на штурм укреплений. И пока бой еще шел, а сроки уже подходили к концу, и командира полка или батальона начинали трясти, последние докладывали наверх о взятии укрепления. А сами своих подчиненных бросали в бой, уже не считаясь с потерями. Это вместо того, чтобы запросить время и дополнительные средства усиления, настоять на своем.

Во-вторых, все безобразие в армии творилось зачастую из-за отсутствия единоначалия. Большими командирами становились те, кто умел засунуть свое собственное мнение очень глубоко. А высшее командование, начиная с маршалов, было не особо грамотным, всех «умников» съели репрессии. В итоге выполнялись любые, даже самые абсурдные приказы. И что важно, зачастую они исходили даже не от старших командиров, которые имели хоть какое-то адекватное представление о войне, а от политических руководителей. Институт политруков пронизывал армию насквозь, и, несмотря на то, что рядовые солдаты и младшие командиры их не особо уважали, для высшего командования слова «комиссаров» были законом.