Читать «Расколотый разум» онлайн - страница 89

Дитя так и не перестало рыдать. Сейчас всего половина десятого. Осталось два с половиной часа. Из ее слезных желез давно испарилась вся жидкость, и она сейчас тужится и глотает воздух, ее маленький мотор работает на слишком высоких оборотах. Это не прекратится, пока часы не пробьют полночь. Тогда все вернется на свои места.

А потом, прямо перед нами, всполохи огней, толпа. Авария. Выглядит серьезно. Я останавливаюсь, кладу ребенка в специальный карман, который пристегивается вокруг шеи и талии, и иду посмотреть, в чем дело.

Люди разбегаются, когда я приближаюсь, плач Фионы невыносим, как вой сирены. Перекрикивая ее и окружающий шум, я говорю: «Я врач! Чем я могу помочь?» На земле лежит мотоциклист, сквозь волокнистую текстуру на его ноге торчит кость, его лицо белое как снег, глаза закрыты от боли.

Я присаживаюсь, ребенок немного перевешивает меня, я покачнулась. Все от нас отодвигаются, даже парамедики отходят. Я изучаю юношу, он сейчас почти без сознания. Открытый перелом бедренной кости, ему понадобятся антибиотики, промывание и дезинфекция и шина.

Я проверяю другие части тела: руки и вторая нога в порядке, но он бледнеет. Его дыхание учащается, ему явно очень больно, у него почти шок; поэтому я поворачиваюсь к парамедикам и прошу их отвезти его в ближайшую больницу, но перед этим вколоть внутривенно десять миллиграммов сульфата морфина.

Тем временем ребенок продолжает рыдать, все отодвигаются дальше и дальше, кроме лежащего ничком мотоциклиста, который пытается что-то показать.

Один из техников скорой, кажется, понимает его и что-то мне кричит, но я не слышу его, потому что у дочери очередной, особенно громкий всплеск отчаяния. Техник опять открывает рот, закрывает его, складывает руки чашечкой у губ и выкрикивает слова.

«Вы нам очень помогли», – начинает он. Он делает шаг ко мне, сомневается, отступает на два назад. «Но не могли бы вы оказать нам услугу?» – «Конечно!» – кричу я в ответ. Что вам нужно? Он раздумывает. «Мы очень ценим вашу помощь. Но пожалуйста, пожалуйста, уезжайте отсюда».

Я собираюсь идти, но не могу пошевелиться, и вдруг я снова в мягкой постели, ремни впиваются в мои руки и ноги. Маленькое теплое тельце все еще рядом, оно тихое, пушистое и пахучее. Пес. Я рада тишине. Но мне любопытно. Сколько еще мне отпущено? Сколько до того, пока круг не замкнется, пока я опущусь в пучину гнева и страданий, из которой вышла Фиона. Немного. Уже немного. Я открываю рот и начинаю.

* * *

Мне нравятся вещи с интересной текстурой. Резной деревянный подсвечник из прекрасного дерева, думаю, что красного. Нитка четок с турецким амулетом от сглаза на подвеске. Фарфоровый чайник с ярко-синими завитушками. И шарф. Простой кремовый шерстяной шарф. Но длинный. Такой длинный, что достает от изголовья моей кровати до изножья. Идеально подходит, чтобы закрыть от чикагской зимы голову и нижнюю часть лица.

Я помню зимы. Однажды у нас отключили отопление, и вода в трубах в туалете замерзла. Нам пришлось уехать. Джеймс выбрал отель «Ambassador East». Это была прихоть, дети были слишком малы, и вся роскошь досталась нам. Мы все спали в одной постели, дети по нам карабкались, их дыхание щекотало щеки. Золотое время! Джеймс дал Марку побриться, размазав ментоловый крем для бритья по всему лицу шестилетнего мальчишки, аккуратно провел бритвой по его щекам, едва тронутым детским пушком. Я выкрасила ногти на ногах малышки в ярко-розовый. Каждый день мы ели в помпезном ресторане, дети – домашние макароны с сыром, а мы – ризотто с лобстером, говяжью вырезку и яйца бенедикт по утрам. Тягучие полуготовые желтки, кремовый голландский соус и спаржа, подкрашивавшая нашу мочу. Анна появлялась под конец завтрака, чтобы мы с Джеймсом могли пойти на работу. Я надевала кучу одежды и этот шерстяной ирландский шарф и ехала в больницу.