Читать «Король Красного острова» онлайн - страница 292

В клетке из толстых железных прутьев, связанных проволокой, лежал усталый заморенный лев с гноящимися глазами. Он не двигался, глаза его были безжизненными – зверь больше смотрел в себя внутрь, в глубину, чем на людей, которых ему показывали – царь Африки предчувствовал свою скорую кончину.

По некому недомыслию, либо просто по нелепости рядом с клеткой на камнях лежала небольшая козочка с острыми рожками и полосатой спиной. Африканская антилопа. На черном, насквозь прожаренном солнцем континенте лев всегда был могучим едоком, любителем вкусно перекусить, а антилопа – желанной, очень сытной пищей.

По вкусовым качествам лев мог сравнить антилопу только с бородавочником – знаменитым африканским поросенком.

Сейчас антилопа и лев лежали рядышком на грязной заплеванной мостовой, почти не замечая друг друга и едва дышали – неволя довела их до такого состояния. Облезлый господин в котелке нахваливал их, эпитетов не жалел.

Но стоит только зверей вернуть домой и дать им чего-нибудь поесть, как они мигом забудут все беды, которые перенесли и все вернется на круги своя и сильный будет жевать слабого, хрустеть сладко косточками и щуриться от удовольствия.

Говорят, однажды звери, – как и люди, – захотели быть равными между собой, одинаково свободными и иметь такую же долю, которую Беневский желал гражданам государства Солнца.

Права свои разделили и антилопа со львом, хотя по части еды вкусы их и потребности разошлись – лев никак не мог обойтись без антилопьего мяса.

Подали бумагу в высший звериный совет. Совет рассмотрел обе петиции и выдал два разрешения-запрета: львам разрешили есть мясо и запретили употреблять в пищу траву, антилопам же разрешили есть траву, но запретили есть мясо. Вот тебе и равенство. Все как у людей.

Грустно. Печально. Хотя печаль, говорят, обладает очищающим свойством, наводит в душе порядок и лечит от разных болезней. Устюжанинов постоял немного на площади, посочувствовал льву, антилопе, крокодиленку, сидящему в длинном жестяном корыте с водой, маленькому жирафу с вяло опущенными губами и, низко опустив голову, побрел в свою замызганную комнатенку на берегу канала.

Когда же все-таки придет ответ из Санкт-Петербурга? И придет ли вообще?

Ответ пришел, когда Устюжанинов даже перестал его ждать – слишком уж много парижской пыли пришлось проглотить за это время. Ответ был немногословный и исходил не от Императорского двора, а от Правительствующего Сената – видать, поменялись правила политической жизни в столице Российской.

Впрочем, вряд ли бы Сенат принял такое решение без милостивого царского кивка – отмашка двора так или иначе была.

Устюжанинову сообщали, что для проживания он будет «направлен в любой из сибирских городов по собственному его усмотрению, где должен жить трудами рук своих, любым дозволенным занятием или ремеслом…»

Через месяц Устюжанинов уже находился в Санкт-Петербурге. В таможенной будке подле канцеляриста, шлепающего на бумаги разрешающие печати, находились трое солдат с ружьями, у Устюжанинова при виде их нехорошо сжалось сердце, но он не подал вида, что внутри у него что-то происходит, весело глянул на гвардейцев, глянул на служку и когда тот, как показалось Устюжанинову, слишком долго вертел в руках его дорожный документ, справился беспечным голосом: