Читать «Утренние колокола. Роман-хроника» онлайн - страница 173

Двадцать восьмого мая вместе со своими командирами гибли на баррикадах последние отряды коммунаров. На одном лишь кладбище Пер-Лашез было одновременно расстреляно тысяча шестьсот человек.

Сразу после поражения восстания Маркс написал воззвание Генерального совета «Гражданская война во Франции». Он прочитал воззвание вслух на заседании тридцатого мая, и Генеральный совет принял его единогласно.

– Это воззвание имеет огромнейшее значение. Его необходимо печатать большим тиражом на многих языках и немедленно, – сказал Энгельс.

Следующие недели он договаривался с переводчиками, сам переводил его на немецкий, по нескольку раз на дню посещал типографию. Очень скоро воззвание пришло в каждую секцию.

Французское правительство призвало европейские страны покончить с Интернационалом навсегда. Ведь Интернационал в воззвании открыто высказался в пользу коммунизма. Буржуазные газеты призывали к преследованию Интернационала.

Владелец соседнего дома пожилой рантье остановил Энгельса на улице.

– Я прошу прощения, неужели вы этот Энгельс, о котором так много стали писать в газетах?

– Возможно, что это я.

Рантье недовольно поджал губы.

– Но тут какое-то недоразумение. О вас пишут как о фанатике жестокости и вандализма, но вы совсем другой человек. Верь после этого газетчикам!

Энгельс никогда не понимал Бакунина. Иногда он казался близким, единомышленником, то вдруг становился опаснейшим из врагов. Цели его были часто путаны, средства же для достижения их он выбирал любые.

Особенно удивил Бакунин в революцию 1848 года своей идеей о панславизме.

– Мы выставляем лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а он в нашем лозунге заменяет «пролетарии» на «славяне» и по-прежнему уверяет всех в своей революционности. Хорош! – смеялся Энгельс. – Он уже готов и русского царя призвать в союзники, если бы тот согласился объединить славян.

– Царь – это только средство, – объяснял Бакунин. – Великая цель освящает своей святостью любые средства, даже если они кажутся дурными.

После поражения революции Бакунина судили в Саксонии и приговорили к расстрелу. Потом помиловали и передали в Австрию. Там его снова судили, снова приговорили к расстрелу и вновь помиловали. Затем передали русским жандармам.

Он сидел в Петропавловской крепости, в Шлиссельбурге. Об этом в Европу доходили лишь смутные слухи. Потом Герцен сообщил, что получил письмо от Бакунина из сибирской ссылки. Как Бакунину удалось сменить тюрьму на ссылку – никто не знал. Никто не читал тогда исповеди, которую написал Бакунин из тюрьмы Николаю Первому.

«Молю Вас только о двух вещах, Государь! Во-первых, не сомневайтесь в истинности слов моих; клянусь Вам, что никакая ложь, ниже тысячная часть лжи не вытечет из пера моего», – убеждал Мишель царя.

А убеждать он умел. У него был особый дар – уговаривать, убеждать. Он и сам давно уже не знал, где был искренен, а где обманывал. Николай Первый был человек твердый и ему не поверил.

Александр же, его сын, поверил и простил, отпустил в Сибирь на службу.

И когда Бакунин послал Герцену известие из Сан-Франциско об удавшемся своем побеге, Герцен немедленно напечатал его в «Колоколе». А скоро он и сам появился в Англии. Теперь он стал знаменит. Его приглашали в различные общества, даже в масоны он вступил в Италии. В Интернационал он тоже вступил, не особенно задумываясь; объявил Марксу, что во всем с ним сходится, что готов стать его учеником.