Читать «Дружба великая и трогательная. Странички из жизни Карла Маркса и Фридриха Энгельса» онлайн - страница 83
Яков Львович Сухотин
В ту ночь Маркс стал седым.
Охваченный горем, не находя забвения даже в работе, он поверяет свою тоску другу:
«Нельзя выразить, как не хватает нам этого ребенка на каждом шагу. Я перенес уже много несчастий, но только теперь я знаю, что такое настоящее несчастье… При всех ужасных муках, пережитых за эти дни, меня всегда поддерживала мысль о тебе и твоей дружбе и надежда, что мы вдвоем сможем еще сделать на свете что-либо разумное».
•
Энгельс в Манчестере. Ему нельзя отлучиться ни на один день. И в письмах он находит самые нужные слова, подобно тем, какие находил в долгие дни болезни Муша. Он зовет к себе Карла и Женни. Если они будут с ним, Карл, может быть, легче перенесет свое горе, тоску, тревогу за Женни.
Кто, кроме Энгельса, знал в то время всю глубину страданий Маркса? Многие даже среди приверженцев рисовали его суровым аскетом, в котором вражда к угнетателям убила все человеческое. А уж о врагах и говорить нечего. В листовке, выпущенной ими в 1866 году, есть фраза:
«Если бы Маркс имел столько же сердца, сколько ума, столько же любви, сколько ненависти!»
Маркс даже не пытался спорить. Лишь однажды заметил иронически в адрес одного из таких «критиков»:
– Техов много хлопочет по поводу моего «сердца». Я великодушно отказываюсь следовать за ним в эту область. «Не будем говорить о нравственности», как сказала парижская гризетка, когда ее друг начал рассуждать о политике.
Но только близкие – жена, дети, Энгельс, немногие товарищи – знали любящее сердце Маркса, его самоотверженность и нежность.
На письменном столе мыслителя-революционера две фотографии – Женни и Энгельса. Тут же записка Энгельса, она начинается словами: «Мой дорогой Мавр…»
– Пойдем сегодня к Генералу? – спрашивает Маркс жену.
«Мавр»… «Генерал»… Каждому, кто знал их в интимном, домашнем кругу, было известно, что Маркса никогда не называли там по имени. Только Мавром, а Энгельса – Генералом. Если бы Фридрих назвал друга иначе, тот решил бы, что между ними произошло недоразумение и его следует уладить.
А дружба таит в себе не так уж мало причин для подобных недоразумений.
С тех пор, например, как Вильгельм Вольф («Лупус»), слегка повздорив с Марксом, уехал в Манчестер, Фридрих часто упоминал о том, что он провел время с Лупусом. Сообщения эти вызывают у Карла чувство раздражения и обиды. Очередное его письмо в Манчестер короче, чем всегда, тон суше, а концовка необычна:
«Когда я – на сей раз по твоей инициативе – в своем прошлом письме коснулся забавной истории с заявлением „известного д-ра Дронке“, я сразу так и подумал, что ближайшим последствием этого будет то, что на некоторое время (от одной до двух недель) ты перестанешь писать мне личные письма, пока история не зарастет травой. По крайней мере это теперь твоя обычная метода, которую ты проводишь с удивительной последовательностью с тех пор, как господин Лупус поселился в Манчестере… Для того, чтобы не сводить наших писем к чисто телеграфному стилю, будет лучше, если мы оба на будущее время совершенно воздержимся от всяких намеков на твоих тамошних друзей и протеже.
