Читать «Мерцание золота» онлайн - страница 3
Александр Константинович Кожедуб
— Что такое? — покосился он на нее.
— Вчера забирала Бацалёва из обезьянника, а он там с дитём!
— С каким дитём? — после паузы спросил Уткин.
— Со своим! Попал в вытрезвитель с ребенком, который еще ходить не может.
— А где он взял ребенка?
Мы все посмотрели на Бацалёва. Спящий, он походил на ангела, уставшего от земной маеты.
— Дома, — помахала рукой, разгоняя дым, Нина. — Решил, что с ребенком его в пьяном виде не заберут, а они забрали. И мне звонят: «Приходите за своим писателем».
— И что? — оживился Афанасьев. Обычно у него был сонный вид, но эта история его заинтриговала.
— Ничего, — пожала плечами Нина. — Прихожу, а он сидит за решеткой с дитём на руках. У того глазёнки как плошки, он ведь еще не говорит. Без слез смотреть невозможно. А менты смеются. Опять, говорят, твои учудили. Я уже устала их из обезьянника вытаскивать.
— Это который обезьянник? На Беговой? — спросил Коледин.
Он был спец по обезьянникам, побывал почти во всех в центре Москвы.
— Наш, на Баррикадной. На Беговую я не поехала бы, — снова помахала рукой Нина. — Владимир Иванович, может, открыть форточку? Дышать нечем.
Уткин пожал плечами.
— Так что все-таки было дальше? — спросил Афанасьев.
— Отпустили, — скорчила гримасу Нина. — Мне они всех отдают, хоть с дитём, хоть без. Вчера выхожу из ЦДЛ с вээлкашниками, а они стоять не могут…
Нина осеклась.
За столом загалдели, снова переключившись на тех, кто сидел в Белом доме. Отпущенный из обезьянника Бацалёв публику интересовал гораздо меньше, чем Хасбулатов.
Я поманил Нину, чтобы она села рядом со мной. Поскольку я тоже учился на Высших литературных курсах, мне была небезразлична судьба их слушателей.
— Что за вээлкашники? — спросил я ее на ухо.
— Один поэт, второй прозаик, — тоже на ухо ответила мне Нина. — Вывела их из буфета, а они лыка не вяжут. Поставлю одного, второй по стенке сползает. Ставлю этого — второй падает. И помочь некому. Остановила частника, засунула обоих в машину, дала водиле трояк и отправила на Добролюбова. До сих пор руки болят, словно бревна грузила.
— Они и есть бревна, — кивнул я. — На ВЛК культурно пьющих почти не бывает.
— Да, я помню вашего монгола, — согласилась Нина. — Как его звали?
— Пурэвсурэн, — сказал я.
Мне было приятно, что я вот так сразу смог выговорить это имя.
— А также Есдаулет и Токтагул, — добавил я.
— Кто-кто?! — изумилась Нина.
— Тоже однокурсники, — не стал я вдаваться в подробности.
— Давай лучше выпьем, — сказала Нина.
Мы выпили.
— А тебя я все равно читать не могу, — проговорила она, отдышавшись.
— Почему?
— Плачу. Особенно этот рассказ, где батюшку убили. Потом полночи уснуть не могу. Алесенька, не пиши так больше! — Она взяла меня за руку.
Мне льстила высокая оценка моего творчества, но не писать именно так я не мог.
— А я предлагаю выпить за Верховный Совет! — поднялся во весь свой гренадерский рост Коледин. — За победу! Ура!
— Да, надо идти на службу, — вздохнул я. — Видишь, уже и Верховный Совет расстреливают.
— Ужас! — согласилась со мной Нина. — Скоро и нас разгонят к чертовой матери.