Читать «Дурные дети Перестройки» онлайн - страница 7

Частые пятидневки, когда остаёшься на ночь как в интернате, мне даже нравились, девочки показывали пиписьки, некоторых спящих можно было весело пугать. Дома всё равно всегда был дым коромыслом и мало места, родители находились в многоступенчатом конфликте друг с другом, с алкогольным подогревом и без того накалённой обстановки.

Помимо детского сада и поликлиники, я бывал тогда на работе у моей бабки. Бабка работала в Научно-производственном объединении «Редан», которое находилось за буддийским дацаном, ниже по течению, на набережной одного из рукавов Малой Невки. Контора занималась разработкой всевозможных технологичных плавсредств, как например: небольших подводных лодок или сбрасываемых с самолётов спасательных шлюпок. А бабка была сотрудницей ВОХРы – вооружённой охраны, сидела на проходной и смотрела пропуски у работяг, а иногда ездила с пистолетом в банк за зарплатой. Но основная её работа заключалась в том, что она сидела ночами напролёт рядом с пришвартованным к секретному берегу завода дебаркадером в специальной будке и следила, чтобы никто не нарушал водных границ секретной территории предприятия.

* * *

Деревянная будка, в которой бабка провела сутки через трое тридцать лет, нависает над водной гладью между трёх стихий – землёй, водой и воздухом. Площадь этого остеклённого скворечника – два на два метра, позволяла поставить там стол, стул, обогреватель, раскладушку и утомительно наслаждаться замечательным видом прямо на парк Елагина острова. Тридцать лет бабка разглядывала как раз ту его часть, которая была столь модной для прогулок аристократии позапрошлого века, недалеко от излюбленного места для пикников, на так называемой стрелке Елагина острова. А когда смотрела по правому борту от будки, отрываясь от чтения детектива и поправляя очки на резиночке, медитировала на морской горизонт Финского залива. Я частенько бывал у неё на работе дошколёнком и, как травмированный трудными обстоятельствами рождения и жизни ребёнок, имел очень раннюю память и острую впечатлительность терзаемого аллергическим зудом молчаливого индивидуума трёх-семи лет. Особенно запомнилась немецкая овчарка Найда, бабка всё время норовила дать ей полизать мои больные руки, бабкин наган, розовая аллея, с которой бабка срезала цветы для моих учителей в первом классе, и, конечно же, излазанный вдоль и поперёк дебаркадер.

* * *

Бабка, человек общительный и пьющий, знала всех местных забулдыг, но на работе никогда себе не позволяла, чего нельзя сказать про нерабочее время, которого у неё оставалось очень много. Прямо рядом с заводом находился буддийский дацан, и, когда мы сидели ночью, она рассказывала мне про него страшные истории, считала, что это бывший музей спиритизма, и обещала туда сводить. Дацан, и без того место уникальное, в то время оказался в некотором роде особенно притягательным для специфической публики, с алкогольным уклоном.

Построенный за десять лет до революции, в советское время он был передан какому-то медицинскому исследовательскому институту. В святом для всех буддистов месте была устроена масштабная вивисекторская с потолками метров пятнадцать, место настолько огромное, что там препарировали даже слона, умершего в Рижском зоопарке. Ну, а где медицина и склянки с органами, там, известное дело, и море разливанное спиртосодержащих жидкостей.