Читать «Будьте как дети» онлайн - страница 214
Владимир Александрович Шаров
Дуся испугана: она кого-то искала, но теперь боится, что уже поздно, она опоздала. Всё же надеясь, она встает на цыпочки, даже несколько раз подпрыгивает, и вдруг со спины видит высокую неуклюжую фигуру безрукого офицера. В ногах у него путается какой-то мальчонка. Лицо ее преображается, что-то крича и расталкивая строй, она наперерез бросается к ним. Только тут мы понимаем, что это ее муж, капитан Игренев и их младший сын. Потом еще долго, плача, причитая, она будет обнимать обоих и целовать, а поток людей – огибать их, будто остров.
Когда Игренев, нагнав товарищей, пойдет дальше к Светлояру, крестная снова присоединяется к нам. Того, к кому так страшилась опоздать, она нашла, и теперь мы не спеша идем назад, против хода колонны. По дороге и она, и Ирина, и Ваня, и я встречаем много знакомых. Дуся здоровается с ними или, если они далеко, просто раскланивается. То же делаем и мы. Обычно она называет лишь имена, но про некоторых рассказывает подробно. Впрочем, и мы ничего от нее не скрываем. Еще когда крестная, продираясь сквозь строй солдат, бежала к мужу, я заметил, что метрах в трехстах впереди его через канаву по мостику переходят оба чухломских крестных хода. Все со свечами, с иконами и хоругвями, они шли рядом, вместе, и, по-моему, сейчас около Святого озера никто даже не задумывался, посолонь он идет или против солнца.
Войска шли мимо нас и шли, казалось, что колоннам калек не будет конца. Но вот прошел последний несчастный, и почти сразу Дуся увидела свою любимую свекровь, старую княгиню Игреневу. Опять слезы, объятия, а потом, когда я по знаку крестной возвращаю княгине ее театральный бинокль, Игренева и вовсе от радости хлопает в ладоши.
Дальше снова солдаты. Мы поравнялись с теми, кто погиб на Гражданской войне. Какие-то гекатомбы жертв. Белые, красные, зеленые – только часть пала в бою. Остальные убиты, когда поверили словам милости и прощения – порублены, утоплены, с пулей в затылке. Число тех, кто вообще никогда не брал в руки оружия, – стариков, женщин, детей – совсем уж несметное. Эти умерли от тифа, холеры, испанки, просто от голода. Они даже не были похоронены – как падаль, зарыты во рвах.
Следом – километра через полтора-два, опираясь на палку, к крестной из колонны выходит дряхлый монах. Опустившись на колени, она целует полу его линялой рваной рясы. Он ласково гладит ее по волосам и просит подняться. Видно, что старец растроган. Долго и заботливо он крестит, благословляет Дусю, и тут Ирина говорит нам, что это, наверное, любимый Дусин духовник, умерший в тюрьме епископ Амвросий.
После Амвросия такой же нескончаемой чередой, как солдаты с мировой войны и с Гражданской, начинают идти сироты и беспризорники. Впереди командир несет табличку с именем детского дома, а дальше сами воспитанники, коммуна за коммуной, в том же порядке, в каком они когда-то отправились освобождать Иерусалим. Понимая, что большинство ребят для нас на одно лицо, Дуся о ком успевает, рассказывает. Через пятнадцать лет в газетах причерноморских городов я снова встречу имена некоторых из них.