Читать «Будьте как дети» онлайн - страница 196

Владимир Александрович Шаров

Понимание неравноценности замены, того, что ее душа для Господа – слабое утешение, с каждым годом лишь сильнее мучило Дусю, иногда буквально сводило с ума. Не умея остановиться, она чуть не истерично искала, кого ей отдать за Пашу, чтобы по-честному, без обмана получилось баш на баш. Это преследовало ее и преследовало. По некоторым Дусиным оговоркам теперь выходило, что и смерть Сашеньки была из того же ряда. Да, Никодим отчаянно боялся нового детского похода, был готов на всё, лишь бы его предотвратить; день за днем, чередуя обещания с угрозами, добивался помощи от своей послушницы. Но собственное Дусино желание спасти девочку от греха, вернуть ее Господу такой же чистой и невинной, какой она явилась в мир, тоже было.

Сашенька родилась в шестьдесят шестом году, а тогда, в середине двадцатых, сколько Дуся ни перебирала, никого, достойнее сына, на глаза ей не попадалось. Немудрено, что, едва Сережа пошел в школу, она стала задумываться о его постриге, с девяти лет воспитывала сына, которого страстно любила, сознательно готовя к монашеской жизни. Но и тут даже на исповедях говорила другое. Объясняла, и сама верила, что иначе ей не снять проклятия, которое она в сердцах на него наложила. Сережа рос поразительно похожим на Пашу – напоминал его не только внешне, но и редкой внутренней деликатностью, страхом обидеть другого человека – и противостоять соблазну Дуся не умела.

Впрочем, однажды она мне сказала, что время от времени что-то в ней ломалось и она переставала понимать, то ли делает, правильно ли поступает с Сережей. Может быть, рано, или вообще не надо его так жестко вести – пускай вырастет, сам решает, подходит ему иноческий путь или не подходит. Но спросить совета было не у кого: Амвросий умер, лежал на кладбище какого-то неизвестного лагпункта, Никодим сидел в тюрьме, и переписка между ними заглохла. Сколько она ни писала, ответа не дождалась ни разу. В общем, ждать помощи было неоткуда, и она, поколебавшись, обычно возвращалась в прежнюю колею.

Больше другого успокаивало, что подготовка к служению для Сережи была в радость. Он совсем не завидовал сверстникам, тому, как они жили и чем занимались. Готов был день напролет читать Ветхий и Новый Завет, Отцов церкви и жития святых, с удовольствием учил древние языки и старославянский. Не меньше ему нравились упражнения, которые закаляют плоть, учат ее, подчиняясь духу, терпеть боль, не обращать внимания на голод и холод. Иногда она заводила разговор, что, может, неправильно, что она лишает его детства, плохо, что у него нет и часа поиграть со сверстниками, просто пойти во двор погонять мяч. Однако стоило объявить Сереже, что ему необходим отдых и она прерывает занятия, он принимал это за наказание. Начинал допытываться, где согрешил, чем ее огорчил, подвел. Насупившись и шмыгая носом, спрашивал, что, наверное, она думает, что он слабак, спасует перед первыми трудностями, а Господу трусы не нужны. Но он не был слабаком, наоборот, с детства был человеком мужественным, на редкость надежным, и она, запутавшись, в конце концов сдавалась. После взаимных объятий и слёз всё само собой возобновлялось.