Читать «Конец черного темника» онлайн - страница 66

Владимир Дмитриевич Афиногенов

   — Да как же тебя Мамай пощадил? Я слышал, какие мурзы возвернулись с реки Вожи, он всех их арканами удавил. Али в бегах находился?.. — усаживая на скамью мурзу, спрашивал князь Дмитрий.

Карахан нахмурился, ничего не ответил: видать, не понравился ему развесёлый тон князя. За мурзу ответил Секиз-бей, который немало знал о Карахане, к тому же успел попытать его ещё до приезда Дмитрия.

   — Хан Буляк не дал. Заступился. А темник не пощадил бы. Верны твои слова, княже.

И тут Дмитрий остро, как ястреб на дичь, взглянул на молчавшего мурзу, и по лицу его, словно тень от крыла птицы, пробежала лёгкая судорога, глаза налились кровью, и, если бы не умудрённый жизнью Боброк, не бывать бы в живых Карахану.

   — На колени, собака! — крикнул Боброк-Волынец и с силой сдёрнул ордынского мурзу со скамьи. Тот бухнулся на каменный пол гридницы, сознавая и сам, что далеко зашёл, не ответствуя на вопросы князя, сложил руки на груди, ладонями друг к дружке, и забормотал что-то, закатывая глаза.

   — Пошли отсюда, брат, — повернулся князь к Серпуховскому. — Инока Пересвета разместите и накормите... А вы, Михайло Андреевич и Дмитрий Михайлович, забирайте мурзу и айда париться.

В предбаннике их встретили три дюжих молодца из дружины Дмитрия.

Снимая свою запылённую и разодранную одежду, Карахан молча осматривался вокруг. И немало чему подивился...

По стенам предбанника шли широкие лавки, на которых лежали в несколько рядов войлочные кошмы. Пол был устлан пахучим сеном. Посреди стол, такой же, как в гриднице, но меньший размером, а на нём дубовая кадка с зацепленными за её края золотыми корчиками, доверху наполненная хлебным квасом.

Первым разделся Боброк, сваливая прямо на пол одежду, которую тут же унёс один из трёх прислуживающих им молодцов. Волынец встал с лавки, чтобы пройти в парильню, и все увидели его могучее тело в рубцах и шрамах — следы былых сражений. Судя по числу шрамов, во множестве битв участвовал сей храбрый муж.

Помнит Дмитрий, как из Владимира привезли Боброка-Волынца на подводе: у него была рассечена половина груди.

Из Кремля, завидев подводу, бросились ей навстречу: подумали, везут в Москву хоронить. Дмитрий, тогда ещё тринадцатилетний малец, путаясь в длинных княжеских одеждах, побежал тоже. Но его вдруг остановил дикий вопль сестры Анны, жены Волынца, увидел, как она рухнула, потеряв сознание, возле подводы.

У Боброка были закрыты глаза, но он находился в полной памяти, хотел приподняться, да не смог: уж слишком много крови потерял за время пути. Дмитрия Михайловича перенесли в княжеские покои и уложили на высокую лавку.

Через час, когда Боброку стало лучше, наведался Алексей, бывший тогда митрополитом Всея Руси. С ним рядом шёл Дмитрий, не по годам серьёзный, с умными, всепонимающими глазами. Князь подошёл к Боброку и молча всмотрелся в суровое, мужественное, измождённое раной и дальней дорогой лицо воина. Боброк открыл глаза.