Читать «Самоубийство и душа» онлайн - страница 84

Это привело некоторых аналитиков к решению занять противоположную позицию — отречься от всех физических методов лечения. Но в дальнейшем они также попали в ловушку патологического предубеждения. Они тоже путают страдание с болью. Признавая обоснованность страдания, они ошибочно верят в то, что боль должна быть ослаблена лишь в чрезвычайных обстоятельствах. В своих утверждениях о необходимости страдания для углубления сознания они забывают о том, что сознание может оказаться радикально ограниченным болью.

Страдание необходимо для роста осознанности относительно целостной картины заболевания и развития личности. К такому заключению мы пришли, обсуждая смертное переживание. Мы никогда не узнаем, осознанию скольких возможностей воспрепятствовало идеалистическое определение здоровья. Можно предположить, что оно значительно повредило смертному переживанию, так как сопутствующее ему страдание было резко остановлено патологическим предубеждением, не оставлявшим места для страдания в своем представлении о здоровье. Мысль о том, что сделало это же самое представление о здоровье с собственным развитием врача, также не вызывает радости.

Если неправильное функционирование и страдание рассматриваются только патологически, врач не дает себе возможности ощутить собственные раны. В древности врач лечил через свое собственное страдание, как в свое время это делал Христос. Незаживающая рана становилась источником исцеления. Цель обучающего анализа заключается не просто в оздоровлении личности аналитика, но и в том, чтобы вскрыть его собственные раны, дабы дать возможность истечь его состраданию. Но врач уже давно не работает на эмоциональном поле, так как его предрасположенность к научной патологии стремится отстранить его от понимания страдания ради объяснения болезни. Он уже давно не пользуется древней максимой: "Врач, исцели себя сам". Врачи зарекомендовали себя плохими пациентами, возможно, потому, что утратили способность быть ранимыми. Идея здоровья оказалась настолько фальсифицированной, что врач не может вылечить самого себя, начиная с собственных психических заражений, ран и страхов. Логос страдания невозможно описать в учебнике по патологии, использующем клиническую терминологию для описания душевных переживаний; он принадлежит также областям религии, философии и психологии.

Подобно тому, как боль и страдание отличаются друг от друга, причинение вреда и ранение также не являются одним и тем же. Когда аналитик оставляет незаживленными собственные раны, он не причиняет боли себе самому. Когда история души вновь и вновь возвращается к своим болезненным ранам, к фундаментальным комплексам, она делает это для извлечения из них новых смысловых значений. Каждое возвращение раскрывает их, и они начинают сочиться заново, хотя это никоим образом не нарушает заповеди primum nihil nocere. Если бы аналитик мыслил подобным образом и пытался залечить раны, свои или пациента, говоря, что то или это — уже закрытое дело, он снова следовал бы медицинскому принципу лечения. Неправильное лечение или правильное, но в неподходящее время, причиняет больше вреда, чем открытая рана. Рана, как часто говорит нам поэзия, — это уста, и терапевту необходимо только слушать.