Читать «Психические расстройства и головы, которые в них обитают» онлайн - страница 106

Я честно держала слово почти год, пока не всадила нож себе в ногу. Сразу после операции меня привезли в отделение, где я безвылазно, без посещений и средств связи, провела 2 недели.

Нахождение в психосоматических отделениях больше всего напоминало тупую передержку. Психиатра я видела дважды, один раз психолог дал мне какие-то тесты, первые дни давали лекарства, от которых я спала, но потом перестали давать и их. Меня просто на время изолировали от общества, не пытаясь решить мою проблему.

В психиатрической клинике, в которой я оказалась добровольно в 2016 году, всё обстоит совершенно иначе. Мне нравится местный подход к лечению и то, как врачи со мной общаются. Все пациенты в первую очередь личности. И даже если диагнозы совпадают, к каждому сохраняется личностный подход. Тут не пытаются затюкать лекарствами и отпустить гулять. Тут хотят вылечить, а не просто ждут, когда «само пройдёт».

Несмотря на всё желание и необходимость, психиатрия в России развивается недостаточно быстро. До сих пор существует высокий риск попасть к равнодушному или неквалифицированному специалисту. Но это вовсе не значит, что стоит опускать руки и перестать надеяться на помощь врачей. Существует множество психиатрических учреждений, и очень важно выбрать подходящее именно вам. К счастью, мы живём в эпоху Интернета, где несложно найти всю необходимую информацию о больницах, о врачах, можно ознакомиться с отзывами и составить более-менее объективное мнение о том или ином месте.

* * *

К концу второго месяца я совсем перестала плакать, тревога почти не посещала, а даже возвращаясь из домашнего отпуска, состояние моё не ухудшалось. Я больше не хочу себя убивать, а с интересом смотрю в будущее и наблюдаю плоды лечения.

От лекарств и терапии я пошагово знакомлюсь с собой. Как шелуха с меня спадает застилающая обзор раздражительность. Нервозность пропадает, категоричность стирается, уныние растворяется. Я замечаю всё больше и больше отличий от себя прежней.

Перед глазами перестали мелькать образы самоубийства, идеи о собственной кончине уже не посещают мою голову. Я не злюсь и спокойно повторно отвечаю на вопрос родителей, который они мне уже задавали 10 минут назад. Без слёз реагирую на то, что Савва из-за работы в очередной раз отменяет нашу встречу. Мне перестало казаться, что близкие замышляют что-то против меня, ушло и чувство, что я могу предугадать чужие мысли. Я больше не чувствую убийственных страданий, не плачу в метро, увидев несчастную бабушку, я всё более стойко стала выносить удары плохих новостей. Но вместе с тем, я утратила и необузданный восторг, который раньше охватывал меня при встречах с Саввой.

Меня уже не так волнует, что некоторые люди идиоты, я уже не стремлюсь открыть им глаза на мир. Я не ввязываюсь в спор, когда мнение собеседника не совпадает с моим, а принимаю во внимание его точку зрения. Я избегаю риска и предпочитаю проводить время в тихих компаниях. Можно сказать, что это мой юношеский максимализм, наконец, терпит крах, но иногда мне кажется, что я предаю себя. Я ловлю себя на том, что стала чаще смеяться, меня всё легче рассмешить, и даже какая-то посредственная шутка по телевизору заставляет меня улыбаться, хотя раньше я бы скорее испытала раздражение от неё. Меня перестали тревожить большинство философских вопросов, экзистенциальные темы меня больше не интересовали. Но из-за этих изменений стало казаться, что я тупею. В какой-то момент я начала задаваться вопросом, как лучше жить: умным и несчастным или глупым и счастливым? Я не могла решить. Мои принципы рушатся, но, надо признать, жить от этого становится легче.