Читать «Цвейг С. Собрание сочинений. Том 7: Марселина Деборд-Вальмор: Судьба поэтессы; Мария Антуанетта: Портрет ординарного характера» онлайн - страница 15

Стефан Цвейг

Après soixante jours de deuil et d'épouvante

Je criais vers le del: Encore, encore un jour!

Vainement! J’épuisai mon âme tout еntièrе.

.. Je criais à la Mort: Frappe-moi la рremièrе!

Vainement! Et la Mort, froide dans son courroux,

...En moissonnant l’enfant, ne daigna pas atteindre

La mèrе expirante à genoux.

Мальчик умирает. За один год она лишилась всего, что подарила ей судьба:

J’ai tout perdu! mon enfant par Et... mon ami par l’absenc.

Ее отчаяние неописуемо. Из ее писем вырываются дикие крики, которые уже ни о чем не молят, кроме смерти. Она опять так же бедна, так же одинока, как тогда, когда в черном платье, сиротой, стояла на Гаврской пристани, но только теперь еще больше, потому что ее жизнь обессилена безвременной утратой ребенка, а душа растерзана пренебрежением возлюбленного. Только теперь, когда она познала обладание, лишение становится болью. Напрасно ищет она конца. Она пытается спастись от мира бегством. Как монахиня в келье, она хоронит себя заживо.

Она ничего больше не хочет иметь, ни о чем не хочет слышать, ни к чему не хочет привязываться, раз у нее все отнимают. Краткие часы спектаклей — единственные, когда она говорит с людьми, да и то это не ее слова, а заученные. Каждый живой человек для нее враг, каждый взгляд делает ей больно, потому что все становится сравнением и воспоминанием. Кубок полон. От этих лет сохранилось стихотворение «Les deux mères», которое трогательно рисует, как даже самый невинный повод растравляет раны страдалицы. На улице к ней приближается ребенок, ласково подбегает к ней с протянутыми ручонками, а она чуть ли не на коленях умоляет это чужое дитя не подходить к ней, потому что оно для нее — воспоминание:

...Vous qui m’attristez, vous n’avez en partage

Sa beauté, ni la grâce оù brillait sa candeur,

Enfant; mais vous avez son âge:

C'en est assez pour déchirer mon coeur!

И кажется, что со смертью ребенка кончилась и ее молодость. Тень страдания ложится на ее глаза; она, и раньше не веселая, становится мрачной и угрюмой. Обильные слезы смыли налет юности с ее лица, голос стал ломким и отказывается петь. Ее одиночество бесконечно. Она живет в мире, как покинутая Ариадна на пустынном Наксосе, в сетованиях и в молитве. Вакх, пламенный бог упоения, ее покинул, любовный хмель исчез, и теперь она ждет лишь одного: смерти. Она уже слышит ее приближение, уже простирает к ней руки, чтобы погрузиться из этого мира в вечный мрак. Но она не знает, что тот, кто приближается окрыленным шагом, это Тезей, освободитель, который снова уведет ее в живую жизнь.