Читать «Красная биология» онлайн - страница 7

Интересно, в сколь узком диапазоне работала мысль всех приверженцев наследования благоприобретенных признаков: Кремер пришел независимо от Лепешинской к тем же мыслям о якобы происходящей в определенных условиях среды медленной деградации первоначально нормальных клеток крови и превращении их в клетки других типов.

На Нюрнбергском процессе его приговорили к смертной казни за непосредственное участие в умерщвлении тысяч людей, затем ему как человеку преклонного возраста казнь гуманно заменили на пожизненное заключение, потом он даже вышел на свободу и умер в 1961 году.

Пример Кремера показывает нам еще одну сторону пережитого Россией тоталитаризма. В других странах, даже в известной мере в фашистской Германии, общество (в данном конкретном случае — общество ученых как социальная группа) и государство (государственные органы) отделены и отдалены друг от друга. В СССР они были слиты, отождествлены. Чудовищный Левиафан — советское государство, как справедливо замечает профессор А. Г. Асмолов в своих трудах, не просто сжирал своих подневольных и давил их психику, он осуществлял особо зверскую процедуру обезличивания личности, растворения личности в государстве и превращения каждой личности в винтик государственной машины (этот термин, согласно которому личность есть не более чем винтик государственной машины, ввел Иосиф Сталин; вслед за ним его идеологические клевреты повторяли это сравнение на каждом углу, выводя из него еще один изуверский лозунг — «Незаменимых нет!»).

Пример лысенкоизма также наглядно демонстрирует механику обезличивания членов общества на примере научной среды. Этому посвящены многие страницы книги. Те же, кто хотел разорвать навязываемый им сверху бессрочный и обязательный контракт с государством и с обезличенным, обученным репрессиями социумом, оказывались в стане злейших врагов этого социума-государства со всеми вытекавшими репрессивными последствиями. В массе ученых, которые по специфике своей профессии должны сохранять право на критику себя, окружающих и всего обществе) (за что в нормальном обществе их так и ценят как независимых от условностей жизни судей этой жизни), конечно, всегда находились Николаи Кольцовы, Питиримы Сорокины, Андреи Сахаровы, но судьба их оказывалась незавидной в советском социуме. Страшная сила — упорство так называемого «общественного мнения» простолюдинов, умело направлявшаяся Сталиным, Ждановым или Геббельсом, легко одурачивавшими толпу, особенно наглядно видна на примере судеб названной троицы: Кольцова, Сорокина и Сахарова — этих святых в своей вере в человека людей, сохранивших в своей душе уважение к личности.

Феномен легкого одурачивания шарлатанами (политиканами) толпы и упорной веры масс простолюдинов (то есть критически не мыслящих людей) в вещи по сути своей дикие и, казалось бы, очевидно неверные давно и хорошо описан в литературе. Поэтому примеры, приводимые в настоящей книге, добавляют новый фактический материал, но не добавляют новых идей в уже сложившуюся картину. Зато описанные в книге истории делают более рельефным и понятным важнейший для описания советских реалий феномен — мифотворчество вождей общества и атмосферу мифов, пропитанную репрессиями в отношении к тем, кто видел, что «король — голый». Не видеть, не слышать и не понимать, а бездумно следовать призывам Вождя — Сталина, Главного агронома — Лысенко или Главной возродительницы клеток из растертой в ступке гущи — Лепешинской вменялось в обязанность всем. Жизнь советского социума во всей ее полноте разворачивалась на фоне мифических обещаний чего угодно (наши дети будут жить лучше, нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме и т. д.), что порой вело к отторжению лозунгов и жарких обещаний немногими шутниками, шептавшими себе под нос (репрессии учили уму-разуму любого шутника), что советский прогрессирующий паралич — самый прогрессирующий в мире, или что Россия — родина слонов.