Читать «Билет до Луны» онлайн - страница 50

На третий день пребывания в детдоме наш местный Базилио подрался не на жизнь, а на смерть с Эдиком. Убегая, он прокричал: «Ненавижу вас всех! Проклятые! Не вернусь сюда!» Вовка бежал на трамвайную остановку, хлюпая разбитым носом. Красная юшка испачкала белую футболку. Ноги были босы. Осенний холод только придавал силы. Влез на заднюю площадку отправляющегося трамвая. Вздохнул с облегчением: оторвался от погони. Хотя погони-то и не было. Бежать… Куда? Домой? Дом сдан квартирантам, тетка присматривает за ним. К ней? Не выгонит, но ведь отведет потом обратно.

Редкие пассажиры искоса поглядывали на босоного мальчишку, одетого в белую футболку с алыми пятнами, похожими на упавшие в снег ягоды рябины. Спортивные штаны пузырились на коленках. Вовка перестал всхлипывать. Какая-то сердобольная старушка протянула ему носовой платок и два яблока. Однако никто не подошел и не спросил, куда он едет один в столь поздний час. К тетке, жившей на противоположном конце города, Вовка явился почти с рассветом, озябший, с синюшными конечностями, с комочками серых репьев в волосах и букетом из пластмассовых кладбищенских цветов. Букет с блеклыми ненастоящими цветами Вовка взял с могилки матери. С конечной остановки трамвая Базиль пошел на кладбище. Он долго плакал, рассказывая матери про новое житье-бытье. Иногда плач переходил в крик: «Зачем ты меня оставила? Забирала бы с собой! Как мне жить там?» Потом Вовка залез на стол, поставленный у чьей-то могилки. Ночи в сентябре холодные. Вовке было нестерпимо холодно, обидно и одиноко. Вот если бы нашелся Трезор.

После маминой смерти пес два дня выл. Соседей это жутко раздражало: «Ишь ты! Покойника нового кличет!» Новый покойник не замедлил появиться через пару-тройку дней. Полуслепой старик сосед спьяну попал под колеса автомобиля. Вот тогда-то Трезор и пропал. Откуда же знать было Вовке, что Трезор был убит за свои «предсказания». За тот вой, что стоял по ночам. Может, пес так оплакивал хозяйку, или жаловался луне, что Вовка остался одинешенек, или просто чуял свою скорую смерть.

Вовка полежал еще немного и побрел к тетке. Тетка жила на соседней с ними улице. Улицы на окраине были все изогнутые, а теткина, прозванная Кишкой, была похожа на аппендикс — короткая, воткнутая в другую, названную официально Длинной. В этом районе, прозванном Лысой горой, он знал каждый закоулок, каждого дворового пса, каждую яблоньку у соседей. Вовка мог с завязанными глазами провести по узкой петляющей тропинке к старому Барскому пруду. Любовь Вовки к частному сектору сохранилась и по сей день. Не может он долго сидеть в квартире. По его словам, в квартире он чувствует себя пчелой на сотах и в нем просыпается желание лететь вон из улья.

Вова остановился перед своим домом. Его построил еще Вовкин дед. Крепенький домик из дубовых шпал с резными наличниками. Дед был почетным железнодорожником. Окна в родном доме темнели квадратами. В темноте не видно было резных наличников. На улице на веревках сушилось, покачиваясь на ветру, чужое белье. Детские вещи. На Вовку накатило отчаяние, злость. Он в детдоме! Мать на кладбище! А здесь кто-то сушит свое белье! Вовка срывал все, что попадалось под руку: какие-то пеленки, ползунки, штаны и кофты. Чужие люди вселились в дом, в их с мамой дом! На этой веревке когда-то висели мамины платья и ее форма проводника. Острая недетская обида душила Вовку. Сорвав чужие вещи, он почувствовал облегчение, словно эта одежда на веревке несла ответственность за случившееся.