Читать «Откровенные диалоги о штрафниках Великой Отечественной» онлайн - страница 100

Пыльцын А.В.: Честно говоря, опасался. Как это я, 20-летний лейтенант, буду командовать майорами, капитанами, подполковниками, а может и полковниками, которые уже прослужили в армии, может быть, 10–15 лет, даже воевали. А когда я с ними соприкоснулся, сразу понял, что опасения эти были излишни. Дело в том, что каждый офицер, имеет чёткое представление о том, что если он сейчас рядовой, без звания, а я над ним командир, то в армии непреложное правило: «Приказ командира — закон для подчинённого». И всё это в абсолютном большинстве они понимали, даже иногда помогали мне. Исподволь, ненавязчиво подсказывали, как лучше поступить, какое решение принять.

Я практически сразу понял, что мои опасения были напрасными. Он рядовой сегодня, а я командир, и любое моё слово они воспринимали как закон. Поэтому взаимоотношения были самые обыкновенные, армейские.

Ким Н.: Вы помните свой первый бой? И как это всё происходило? И где это было?

Пыльцын А.В.: Это было ещё под Жлобином, тогда штрафной батальон после тяжёлых боёв стоял уже в обороне. Я ходил по этим траншеям, мне сразу штрафники говорили: «Товарищ лейтенант, пригнитесь. Ведь немцы увидят голову, могут и прострелить», потому что рост — слава Богу, а из окопов голова моя «наружу». Так что сразу проявлялась забота обо мне. Я эту заботу чувствовал, сразу понял, что попал в хорошую воинскую часть. Потому что комбат на меня произвёл впечатление хорошего человека, грамотного командира. Да и подчинённые, оказывается, вовсе не такие уж опасные, выполняют мои приказания беспрекословно.

Ким Н.: Но там же были, наверное, люди с разными характерами?

Пыльцын А.В.: Когда вспоминаешь, что через меня прошла не одна сотня фронтовиков, говорить об их характерах сейчас сложно. Потому что действительно были всякие. В конце войны у меня были случаи, когда один из штрафников говорил: «Ладно, посмотрим, кому первая пуля попадёт». То есть это была или угроза, или «пожелание». Этот боец, попавший к нам из исправительно-трудовых лагерей, говорил, что вообще до заключения он был шеф-поваром ресторана и даже в лагерях хорошо готовил пищу для заключённых из скудного тюремного пайка. Поэтому и здесь из армейского пайка он будет отлично готовить. Я назначил его на ротную походную кухню, потому что кого-то надо назначать. А потом пришёл другой штрафник, который просидел в тюрьме несколько лет. Худой, пожилой очень. Я посмотрел: куда же его? Ему автомат дать в его исхудавшие птичьи лапки — так он его не удержит. Думаю, лучше я его на кухню поставлю. А этому, с кухни, говорю: «Твоя кухонная часть службы закончилась, будешь рядовым автоматчиком». И вот он мне тогда то ли пригрозил, то ли прогнозировал, кому первому пуля достанется.

Ким Н.: Вы вообще их опасались?

Пыльцын А.В.: Как говорят, я был из тех, кто мало чего опасался и тогда и теперь. Опасения о том, что тебя убьют, уходили, в другое измерение. В это время не думаешь, что тебя убьют, а думаешь о том, как подняться, как поднять подразделение за собой. Поэтому опасения о том, что меня кто-то убьёт, были вторичными. У нас не было случаев таких, чтобы, как в том «Штрафбате» Володарского, командир роты, бывший «вор в законе», убивает одного из своих подчинённых. У нас не было подобных случаев, как и в отношении своих командиров.