Читать «Земные заботы» онлайн - страница 292

Мари Осмундсен

Сегодня разговор зашел о старых письмах, бумагах и фотографиях, которые Стуре получил от троюродного брата из Америки. Ёран увидел их впервые. Внешне он сохранил равнодушие, наверное, решил, что если Стуре заметит его интерес, то ни за что не расстанется с этим добром, поэтому сказал только: да-да, такого материала полно, но пренебрегать им не стоит, он может представлять кое-какую ценность для изучения эмиграции. Ему, мол, такими исследованиями приходится заниматься, так что, по желанию Стуре, он мог бы найти применение этим бумагам. Беда в том, что люди в большинстве своем понятия не имеют, какую ценность могут представлять собой старые документы, да и новые исследования тоже, если на то пошло. Сегодня они никакой ценности не имеют, но могут приобрести ее, если смотреть на них с точки зрения науки, лет через пятьдесят или сто. Благодаря этим никому, казалось бы, не нужным документам можно будет восстановить картину прошлого: как люди жили, что делали, о чем думали, — это же чертовски важно. Пока Стуре и Ёран толковали о бумагах, Ингрид явилась ко мне на кухню — как замечательно, что зашла речь об этих документах и они попали Ёрану на глаза, потому что Ёран, выйдя на пенсию, мечтает написать семейную хронику, и если он возьмет эти бумаги к себе, то они будут у него в целости и сохранности.

— Вот как? — сказала я. — Не подумай, что я вмешиваюсь, это дело Стуре, но вообще-то и у нас есть надежный сейф, так что бумагам и у нас ничего не грозит.

— Да-да, конечно, я не сомневаюсь. Но Ёран говорит, что объяснять исторические процессы можно только через несколько десятилетий.

На записке, которую я тогда положила в холодильник, я написала «речи Высокого», но текст придумала сама. Нарочно — они тоже вечно что-нибудь цитируют или употребляют мудреные слова. Я понимаю, наша речь отличается от их речи, но они еще и намеренно подчеркивают свою образованность. Однажды я употребила слово «диссидент», и Ёран пристал ко мне, откуда я его знаю. А я как раз читала тогда книгу о Советском Союзе, но говорить ему этого не стала, пусть думает, что я всю жизнь знала это слово. Честно говоря, мне показалось, что он вел себя как ребенок.

Короче, мы разгадали замысел Ёрана — прибрать бумаги к рукам — и решили этого не допустить. У Стуре есть собственный семейный архив, он хранит в нем и старые и новые документы. Мы со Стуре активисты местного краеведческого общества. Ёрану мы тоже предлагали в него вступить, пусть бы он даже ничего не делал, только взносы платил, потому что деньги нам позарез нужны, но он либо забыл об этом, либо считает, что от краеведческого общества толку мало. Между прочим, за могилами родных ухаживаем мы, а это тот же семейный архив. Ничего не поделаешь, Ёран такой и его не изменишь, думаю я иногда, наверное, иначе и не бывает, если человек выбился в профессора. Только, по-моему, попадись ему другая жена, он вел бы себя умнее и не воображал бы, что он гений, — ведь Ингрид к месту и не к месту твердит о его исключительности. И это понятно: чем гениальнее будет Ёран, тем лучше будет и сама Ингрид. Но нравится она мне или нет, Ёран ее сам выбрал, значит, именно такая жена ему и нужна, такая же чувствительная, как он, и чтобы утирала ему слезы, если кто обидит его. Как ни странно, но они тоже ссорятся, я сама слышала через стену, и часто после ссоры оба плачут, и не всегда в объятиях друг друга, бывает, и поодиночке.