Читать «Любить и убивать» онлайн - страница 56

Анатолий Яковлевич Степанов

А Сырцов сел к телефону. В газете Мишани еще или уже не было, а домашний телефон не отвечал. Сырцов помыл чашки, протер до блеска журнальный столик и снова набрал домашний номер Мишани. На первом же гудке трубку была снята, и нахальный голос потребовал:

— Говорите.

— Ты только что вошел? — ни с того ни с сего спросил Сырцов. За что и получил неожиданный ответ: — Не. В сортире сидел. А ты кто такой?

— Сырцов, — представился Сырцов и добавил с повторением, чтобы Мишане стало сразу понятно: — Георгий Сырцов.

— А-а... — без энтузиазма протянул Мишаня. — И чего тебе от меня надо?

--Насколько я помню, ты хотел со мной поговорить.

--Именно, хотел. Тогда хотел, а сейчас не хочу.

--Знаешь? — прямо спросил Сырцов.

— Знаю.

— Откуда?

— У нас в газете хороший отдел криминальной хроники.

— Тебя милиция еще не трепала?

— Нет. А за что?

— Не понимаешь, — насмешливо констатировал Сырцов. — Но боишься. Боишься?

- Ничего я не боюсь! — вдруг закричал Мишаня.

— Поговорить надо, — напомнил Сырцов.

— Если надо, говори.

— Не телефонный разговор.

— Тогда приезжай. Адрес в визитке.

Терпеть не мог Сырцов Краснобогатырскую. И узка,  и крива непонятным образом, и трамвайные рельсы не  к месту. Попрыгал и на рельсах, и на колдобинах, прежде чем пробрался на своей «девятке» к двадцатиэтажному сине-белому дому-бараку, скучно существовавшему в стае себе подобных.

Мишаня встретил его весьма и весьма неглиже: голым по пояс, в грязных вытянутых на коленях до неприличия трикотажных штанах, босиком. Без удовольствия  глядя на полужидкое Мишанино пузо, Сырцов спросил:

— Порточки на помойке подобрал?

— Даже если на помойке, тебе-то какое дело?

— Ты оскорбляешь мои эстетические чувства.

— Гляди ты! Какие мы слова знаем! — искренне удивился Мишаня.

— Я много чего знаю, — сообщил Сырцов и приказал: — В комнату веди.

Не в пример Мишане комната была прибрана. Сырцовский глаз отметил чистый пол, пропылесосенный ковер,  свежую крахмальную скатерть на небольшом обеденном столе, идеальный порядок на письменном. Сырцовский глаз обратился к Мишане. Вопросительно. Тот понял:

— Сегодня с утра мать приезжала. Убралась.

— А сам не убираешься?

— Ты хотел говорить. И уже сообщил, что много чего знаешь. Я слушаю.

— Что тебе вчера передала Маша?

— Ничего она мне не передавала! — опять вскричал Мишаня.

— Я сяду, — проинформировал о своих дальнейших действиях Сырцов, выдвинул стул из-за стола, прочно уселся. — Разговор, как я понимаю, будет длинный.

Мишаня тоже уселся. На кушетку. Фальшиво зевнул и сказал:

— Если только ты будешь говорить.

 — С вопросами-ответами у нас с тобой как-то сразу не заладилось. Давай по-другому. Я у тебя просто попрошу: отдай кассету, Мишаня.

— Какую еще кассету?

— Обыкновенную. Для магнитофона. Которую тебе Маша велела спрятать.

— Нету у меня никакой кассеты, нету!

— Нет, а кричишь. Почему ты кричишь, Мишаня?

— Потому что ты мне надоел.

— Я только что пришел. Я не мог тебе надоесть.

— Надоел.

— Ладно, не будем препираться. Передо мной альтернатива, Мишаня. Несолоно хлебавши и поверив тебе, я удаляюсь понурив голову. Или, не поверив, я тебя связываю, кладу на пол и не спеша произвожу подробный шмон. Хотя, если честно, альтернативы нет: я вынужден буду привести в исполнение последний вариант.