Читать «Езда в остров Любви» онлайн - страница 46

Поль Тальман

.

          Начну на флейтѣ стихи печальны           зря на Россію чрезъ страны дальны:           Ибо всѣ днесь мнѣ ея доброты           мыслить умомъ есть много охоты.

* * *

          РОССІЯ мати! свѣтъ мои безмѣрный!           позволь то, чадо прошу твои вѣрный,           ахъ какъ сидишъ ты на тронѣ красно!           небо Росеіиску ты Солнце ясно!

* * *

          Красятъ иныхъ всѣхъ златыя скиптры,           и драгоцѣнна порфира, митры;           Ты собой скипетръ твои украсила,           и лицемъ свѣтлымъ вѣнецъ почтила.

* * *

          О благородствѣ твоемъ высокомъ           кто бы невѣдалъ въ свѣтѣ широкомъ?           Прямое сама вся благородство:           Божіе ты, еи! свѣтло изводство.

* * *

          Въ тебѣ вся вѣра благочестивымъ,           къ тебѣ примѣ у нѣтъ нечестивымъ;           въ тебѣ небудетъ вѣры двойныя,           къ тебѣ несмѣютъ приступить злыя.

* * *

          Твои всѣ люди суть православны           и храбростію по всюду славны;           Чада достойны таковой мати,           вездѣ готовы за тебя стати.

* * *

          Чѣмъ ты, Россія, неизобилна?           гдѣ ты, Россіа не была силна?           Сокровище всѣхъ добръ ты едина,           всегда богата, славѣ причина.

* * *

          Коль въ тебѣ звѣзды всѣ здравьемъ блещутъ!           и Россіяне коль громко плещутъ:           Виватъ Россіа! виватъ драгая!           виватъ надежда! виватъ благая.

* * *

          Скончу на флейтѣ стихи печальны           зря на Россію чрезъ страны дальны:           сто мнѣ языковъ надобнобъ было           прославить все то что въ тебѣ мило.

СТИХИ ЭПІТАЛАМИЧЕСКІЯ

НА БРАКЪ ЕГО СІЯТЕЛЬСТВА КНЯЗЯ

АЛЕКСАНДРА БОРІСОВИЧА КУРАКИНА,

И КНЯГИНИ АЛЕКСАНДРЫ ІВАНОВНЫ.

          О единъ день, прошлаго въ городъ Гамбургъ лѣта           при самомъ ясномъ небѣ отъ солнечна свѣта           влетѣлъ вѣстникъ МЕРКУРІИ; но весь запыхался,           такъ что смотря на него и я изпужался,           мысля, чтобъ за причина его чреззвычаина           учинила уставша? бѣдаль неначаина           надъ кѣмъ стряслася чтоли? вижу что непросто:           Ибо таковъ онъ небылъ, говорятъ, лѣтъ со сто.           сталъ я нетерпѣливныи Меркура улещать,           то гладкимъ, то сердитымъ его словомъ прельщать:           Что, сударь, тебѣ сталось Министръ перва Бога!           или тебѣ некошна вся была дорога!           пожалуйста скажи мнѣ, благодаренъ буду,           и какъ Аполлона, такъ тебя незабуду.           Дышетъ Меркуріи, а я: эхъ, сударь, ужъ скучишъ!           что хорошева? по что долго меня мучишъ?           Веть я равно и тебѣ, какъ и Аполлону           служу, не болше чести имамъ твоей ону.           такъ то, право, служи вамъ, а вы неглѣдите,           и не смотря на вѣрность въ смѣхъ все становите.           ну, сударь; веть таки мнѣ сказать случаи нада,           и не даромъ ты прибылъ до сего днесь града?           молчитъ МЕРКУРІИ; толко кажетъ мнѣ рукою           на одного малчика прекрасна собою,           которой недалеко веселъ стоялъ тамо,           маленкои саидакъ его украшалъ все рамо,           Калчанъ ему каленыхъ висѣлъ стрѣлъ за плечми,           быстрехонекъ казался, какъ бы рѣка течми.

* * *

          Узналъ я заразъ что то Купидонъ воришка:           ибо уменя таки столко есть умишка.           Тогда хоть еще сердце мое трепетало,           но видѣвъ Купидона легче ему стадо;           уже я сталъ ожидать все благополучно,           и молчаніе оно не такъ было скучно           Меркуріево; къ томужъ, что я строи великои           и здали увидѣлъ со сладкой музыкой;           На которой дивяся немогъ насмотрѣться,           Такъ хорошему нельзя въ Пруссіи имѣться.           ГѴМЕНЪ на торжественной ѣхалъ колесніце,           Купидушки ту везли, прочія шли сице:           ЛЮБОВЬ, держа два сердца пламенемъ горящы,           цепочкои залотою связаны блестящы,           шла за Гѵменомъ; блізко потомъ Вѣрность міла,           съ неи Постоянство, Радость все въ ладоши била.           Корнукопіа вездѣ по дорогѣ цвѣты           бросала, которыми богато одѣты           подбирая межъ собой Дѣточки играли,           а все таки за строемъ онымъ Тѣ бѣжали,           мужеска всѣ казались пока Княжичами,           а женска, прекрасными видѣлись Княжнами.           По обѣимъ сторонамъ много Купідоновъ,           гдѣ воздухъ разбѣгался отъ ихъ крыльныхъ звоновъ           всѣхъ прохлаждая, изъ нихъ держалъ въ рукѣ всякой           факелъ съ огнемъ яра воску, неинакои.           Всѣ восклицали вкупѣ согласно устами:           БРЯКНУЛИ КНЯЖЕСКИМИ на ЛЮБОВЬ РУКАМИ!           БРЯКНУЛИ, ГЕИ! Но болше еще и дивился,           какъ тамъ Аполлонъ съ скрипкой появился,           весь статнѣе Гінніона, также и Батиста,           и всякъ бы его назвалъ тогда Божка иста,           которой смычкомъ весма такъ началъ красно,           такъ же приговаривать и языкомъ ясно:           (когда онъ пѣлъ и игралъ, музыка молчала,           но толко въ удивлени се своемъ внимала.)           БРЯКНУЛИ КНЯЖЕСКИМИ на ЛЮБОВЬ Руками,           юже чтобъ никакои день разторглъ! ни косами           смерть сурова! Брякнули, Геи! въ Княжескомъ чинѣ:           щасливо вѣкъ Вамъ златой встаетъ въ благостынѣ!           О Васъ новобрачніи! О съ надеждой многи           Потомки! О и Чада! О брачни Чертоги!

* * *

          Зрите всѣ люди нынѣ на отроковицы           Посягающей лице, чистой голубицы:           Палладіискои вся ЕЯ красота есть равна,           власами ни Венера толь чисто приправна,           Таковыми Юнона очесы блистаетъ,           или Діана, когда калчаны скидаетъ,           изъ лѣсовъ на небо та прибыти хотягца,           красится; но сія въ сеи красотѣ есть вяща.           Такая то у насъ есть Княгиня! днесь тыя           *два славныя въ Парижѣ игроки на скрипицѣ.           Божески дары, Князю, зри вся, а благія,           свѣтъ души видя въ Оной, смертну Тую быши           не речеши, и щастьемъ Богамъ СЯ сравниши           не устыдится. Она поступь Твою равно,           и златомъ блещущую одежду всю славно,           и свѣтлыя пламенемъ наичистымъ оки           зрѣти любитъ, ТЯ любя, а мыслми глубоки           въ себѣ изображаетъ: какъ то съ Неи любо,           поступитъ! и какъ то ЕИ вмѣстѣ быть не грубо!           и какъ то славна всюду узрится съ Тобою!           и еще боится, что мысль та невѣтръ ли съ тщетою?

* * *

          Но небоися, небоися, О Красна Княгиня!           тебя любитъ Юпітеръ, Юнона Богиня:           не бо во снѣ зрится Ты такова днесь радость.           истинна то самая, истинна то сладость.           Любовь Князя вся къ тебѣ будетъ благородна,           со мною, всѣмъ Богамъ ты, о со всѣмъ угодна!

* * *

          Нынѣ воскликните вси согласно устами;           Брякнули княжескими на любовь руками!           Брякнули, Геи! руками, княгиня прекрасна           съ княземъ такимъ, какова зорница есть ясна,           что въ небѣ равныхъ своихъ весь свѣтъ погашаетъ,           а сама едина тамъ паче всѣхъ блистаетъ.

* * *

          Тутъ замолчалъ Аполлонъ. Но купиды сами:           Брякнули княжескими на любовь руками!

* * *

          Какъ все въ удивленіе сіе мя привело!           какъ велико веселье все мнѣ сердце развело!           тотъ часъ я узналъ что строи весь тотъ шолъ отъ брака           Князя, но Александра: ибо то мнѣ всяка           въ ономъ строю о оба извѣстно казала,           что свадба Александры такъ быть надлежала!

* * *

          Увидѣвъ тогда Меркуръ, что то я догадался,           сталъ ужъ мнѣ тожъ подтверждать; но я разсмѣялся:           Молчи, Меркуріи, пожалуйста молчи,           сказывать то другимъ лѣти, иль поскачи.           Выговоривъ, немогъ я съ радости усидѣть,           чтобъ слѣду ющу пѣсню весело незапѣшь.