Читать «Все мои женщины. Пробуждение» онлайн

Януш Вишневский

Януш Вишневский

Все мои женщины. Пробуждение

Janusz Leon Wiśniewski

WSZYSTKIE MOJE KOBIETY. PRZEBUDZENIE

* * *

Одиночество начинается вовсе не с того, что тебя совсем никто не ждет дома. Одиночество начинается тогда, когда у тебя впервые появляется желание, чтобы тебя ждал там кто-то совсем другой…

Афазия

В широкой полосе расплывчатого зеленоватого света Он мог видеть только ее силуэт, причудливо изогнутый, вытянутый, окутанный легкой белой аурой, которая с каждым ее движением колебалась, то приближаясь, то удаляясь от нее. Когда она наклонялась к Нему слишком низко, аура ослепляла Его — и Он поспешно закрывал глаза. Он слышал, как она мурлычет что-то себе под нос, что-то вроде колыбельной, а иногда сама себя перебивает и еле слышно что-то говорит на незнакомом Ему языке — не немецком, не польском и не русском. Ему было хорошо, спокойно, все казалось нереальным. Как в долгом сне. Однажды на пляже, много лет назад, Он заснул в гамаке и чувствовал себя вот так же — то ли в полусне, то ли в полуяви. Только тогда свет был бледно-оранжевый и издалека доносились голоса играющих детей на фоне ритмичного барабанного стука, а еще тогда рядом с Ним никого не было.

— Зачем вы трогаете мою голову? — спросил Он шепотом, осторожно коснувшись ее руки.

И в следующее мгновение почувствовал острую боль от впившихся ему в кожу затылка ногтей. Да это никакой не сон! Вдруг стало очень светло, тот призрачный зеленоватый свет мгновенно исчез, Он ощутил одновременно пульсацию и боль в глазных яблоках и инстинктивно заслонил глаза руками. И услышал топот убегающих ног и чей-то взволнованный крик издалека:

— Господин доктор, господин доктор, пресвятая дева, господин доктор! Поляк очнулся! Пресвятая дева, господин доктор! Чудо! Наш Полонез проснулся! Боже всемогущий…

Через минуту распахнулась дверь и раздался громкий, регулярно повторяющийся сигнал, похожий на пожарную сирену. Он понятия не имел, почему находится здесь. Не в своем офисе. И не в своей квартире. И не в номере гостиницы. И не в самолете и явно не в купе поезда. Он осторожно убрал руку с глаз и чуть приоткрыл веки — и мгновенно снова почувствовал пульсацию в глазных яблоках. Как будто они готовы были взорваться изнутри.

Он успел заметить зеленый экран монитора кардиографа — это от него шло то зеленое свечение. Больница! Он в больничной палате! Но почему? Что с Ним случилось? Он начал ощупывать свое тело: сначала голова — никаких повязок, никаких трубочек или бинтов. Подушечками пальцев нащупал над лбом короткий колючий ежик — Его побрили! Сделали, значит, то, на что Он так и не мог решиться. Он исследовал голову очень внимательно, сантиметр за сантиметром. Все, по крайней мере внешне, казалось, было в полном порядке. И даже старая шишка — почти такая же старая, как Он сам, — была на своем месте, хорошо знакомая, выпуклая, в нескольких сантиметрах над шеей сзади.

Еще младенцем Он выпал из кроватки вниз головой прямо на пол. В результате удара — Он был толстым и очень тяжелым младенцем, чуть ли не «самым отвратительным на всем белом свете», — получил сотрясение мозга. Потерял — как Ему каждый раз с неослабевающим ужасом рассказывала бабушка Марта — на три часа «все сознание». Испуганные и растерянные родители за это время преисполнились уверенности, что их сын, даже если вдруг выживет, обязательно станет умственно неполноценным, но все обошлось и закончилось только смещением и небольшим костным выступом как раз в том месте на задней части головы. И все-таки сам Он, в отличие от родителей, всегда имел особое мнение касательно своего умственного развития — так что как ни крути, а неполноценность имелась.